Книга Дневник моей памяти - Лара Эвери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуйте, – сказала я, и мы, не вставая с мест, протянули друг другу руки. У женщины были длинные каштановые волосы с проседью, смуглая кожа и морщинки в уголках глаз от улыбок.
Стюарт указал на нее, когда она поднесла к губам бокал.
– Она мой кумир.
– А, вы преподаете в Дартмуте?
– Нет, я живу в Мехико, – ответила Мариана. – А здесь у меня на этой неделе творческий вечер.
Стюарт поглядывал то на меня, то на Мариану.
– Ее книга «Под мостом» – одна из моих любимых.
– Спасибо. – Мариана подняла бокал. – Приятно слышать.
Стюарт и Мариана принялись обсуждать, как лучше вести повествование – от первого лица или от третьего, – и я чувствовала себя болельщиком, который следит за игрой любимой команды, но каждые пять минут все меняется – другой мяч, другой вид спорта, другой стадион.
У Марианы и Стюарта было, что сказать, обо всем на свете.
О Шекспире: «Это был не один человек, а компания сексуально озабоченных друзей-соперников».
О маленьких собачках: «Крысы, а не собаки. Крысенята капризные».
О высадке на Луну: «Верю, что это было на самом деле. Но и в астрологию тоже верю – так что отношусь с долей сомнения».
О романе как об умирающем жанре: «Романы отражают самосознание народа. Согласиться, что роман умирает – значит признать поражение. Все зависит от того, готовы ли мы к такому исходу».
– Я – нет, – ответил Стюарт.
– Я тоже, – сказала Мариана, и они пожали друг другу руки.
Меня тоже втянули в беседу, но я в основном помалкивала и слушала.
– А ты как думаешь, Сэмми? – то и дело спрашивал Стюарт.
И, в конце концов, пришлось сказать, что по большей части я ничего не знаю.
– Я как губка, – объяснила я, и во рту сразу пересохло. – У меня есть свое мнение по некоторым вопросам, но оно может измениться. Я просто хочу узнать как можно больше.
Мариана взяла меня за руку.
– Очень мудро, – похвалила она и сжала мою ладонь. – Тем более для такой юной девушки.
Я почувствовала улыбку Стюарта, и мы посмотрели друг на друга.
– Хотела бы я вернуться в свою юность, – продолжала Мариана, потягивая пиво. – Меньше охотилась бы за мужчинами, больше бы наблюдала.
Стюарт кашлянул, и кровь бросилась мне в лицо.
– Ах! – Мариана засмеялась, глядя в пространство между нами. – Прошу прощения. Нет, что вы, любовь – это прекрасно. Не надо от нее прятаться. И я ни о чем не жалею. Но теперь моя главная любовь – работа. – И женщина обратилась ко мне: – Что бы ты хотела изучать?
– Экономику и государственную политику. А потом пойти на юридический факультет. – Я расправила плечи.
– Отлично. Только не загоняй себя в рамки. Изучать надо все.
– Например? – спросила я; хотелось достать блокнот и записывать каждое слово.
Завязался общий разговор о политике, потом – об оплате труда, а это, как ты знаешь, мой конек, и когда мы умолкли, подошел хозяин бара, хлопнул Стюарта по спине и сказал: смена окончена.
Стюарт пересчитал деньги, протер стойку.
Мариана расцеловала меня на прощанье в обе щеки, а Стюарту напомнила: увидимся на вечере.
Наконец Стюарт вернулся из раздевалки в футболке, с рубашкой через плечо, в темных очках.
– Готова? – спросил он.
– Да, – кивнула я. Руки у меня слегка дрожали, но когда мы вышли на закатную улицу, я шла уверенно, и мысли теснились в голове. И, надеюсь, я всегда буду помнить Стюарта таким, как в тот вечер: его кожа в закатных лучах отливала золотом, а в стеклах очков поблескивало солнце.
«Вот бы так всю жизнь, – подумалось мне. – Проводить время в обществе знаменитых писателей, беседовать о литературе и о политике».
– Хочу стать писателем, как Мариана, – сказал, помолчав, Стюарт.
Солнце уже скрылось за деревьями. Мы остановились посреди узкой боковой улочки – его улочки.
– Станешь, никуда не денешься, – заверила я.
– Да, но… не в том дело. Мне трудно сосредоточиться. Тяжело… доводить дело до конца. А я хочу стать писателем, и посвятить этому жизнь, и писать глубоко, содержательно, а не штамповать безделушки-однодневки.
– Все у тебя получится. – И я коснулась его руки в надежде подбодрить.
– Да хорошо бы, – ответил он. До той минуты он казался окрыленным, хоть и чуточку неуверенным, а теперь в голосе сквозило напряжение.
– Что ты имеешь в виду?
Стюарт всплеснул руками.
– Я от всего отказался ради литературы. В университет не пошел. Пока могу жить у родителей, но это временно. Я просто обязан достичь успеха. Помнишь, о чем мы говорили в прошлый раз? Успеха, как понимаю его я. Научиться воплощать свои замыслы.
Мы шли, пока перед нами не показался старый дом, светло-желтый с белой отделкой.
– Да. – Я приложила руку к груди. – Это вот здесь. Как будто тебя что-то подталкивает, изнутри, а не снаружи.
– В тебе это есть, я чувствую, – заметил Стюарт. – Жажда действия, напор. Поэтому так хорошо с тобой рядом.
– И мне с тобой хорошо, – тихо сказала я. Я не узнавала себя. Никогда прежде я не говорила таких слов. Он похвалил мой характер – и я счастлива.
– Ты куда-то спешишь? – Стюарт глянул через плечо на родительский дом, снял темные очки. – Зайдем ко мне?
– Хотелось бы. – Я посмотрела на экран телефона. Мама прислала сообщение – она возвращалась с работы и спрашивала, не заехать ли за мной в клуб. – Но не могу. Прости. Очень бы хотелось…
– Конечно.
Парень подошел ко мне совсем близко, черные глаза были полуприкрыты. Он положил руки мне на талию и сжал ее крепко-крепко – сквозь футболку я чувствовала его пальцы.
– Ты не против? – спросил он.
– Нет, но я не… – Я не знала, как выразиться точнее, и сказала как есть. – Я не знаю, как это делается.
Стюарт улыбнулся.
– Попробуем?
В ответ я коснулась губами его губ и замерла, а его губы задвигались, сначала чуть заметно, потом настойчивей, и ощущение было несравненное. Я приоткрыла губы. «Люди делали это испокон веков», – подумала я, а через миг все мысли улетучились, потому что во рту у него было тепло и влажно и пахло лимоном.
А потом меня будто окатили теплой водой от макушки до пяток, и захотелось покрепче его обнять. Я гладила его руки, плечи, лицо.
Хотелось еще и еще.
В кармане зажужжал телефон. Я высвободилась, Стюарт опустил руки.
– Пока, – сказала я, почти не разжимая губ, чтобы он не заметил моего учащенного дыхания.