Книга Дневник моей памяти - Лара Эвери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я всплеснула руками. Звезда?! Это я-то? Девочка, которая на вечеринках всегда стоит у стенки? Та, чей самый задушевный собеседник – компьютер? Что за бред?
– На самом деле, ты не всегда такая, Сэмми. – Мэдди на миг прикрыла глаза. – Это я загнула. Но я тебя избегала, потому что боялась, что нужна тебе только как жилетка для слез, что ты будешь требовать поддержки, ничего не давая взамен. А мне что делать: ведь ты же у нас больна, тебе надо во всем потакать…
– Я никогда бы не стала себя так вести, – возразила я чуть слышно.
– В этот момент люди просто этого не замечают, – ответила Мэдди. – Они не виноваты.
Я застыла, боясь вымолвить слово, обременить ее лишним грузом.
Мэдди со вздохом уронила лицо в ладони.
– Как по-твоему, похоже не правду? Я и сама не знаю. Может, я сужу о других по себе.
Подумав, я ответила самое безобидное, что пришло в голову:
– Я совсем запуталась.
– Я тоже, – вздохнула Мэдди, и тут прозвенел звонок на первый урок.
Я БОЮСЬ. Стюарт мне опять написал. Он работает до шести вечера, так что после школы я приду под конец его смены, и в запасе у нас будет часа три, а то и больше. А ТО И БОЛЬШЕ.
Отвечаю ему: «Ясно».
А он: «Во сколько придешь?»
Сразу отвечать не надо; выждать минут пять или побольше?
А вдруг я использую Стюарта, как говорила Мэдди?
Но с ней-то я так не поступала! Клянусь тебе и всем святым, Сэм-из-будущего, никогда в жизни я не пыталась использовать Мэдди!
Я не могу рассказать о болезни Стюарту. Неизвестно, как он это воспримет. Если испугается, как Мэдди, то я останусь совсем одна.
А если я отвечу через десять минут, это слишком долго? Как будто он для меня не больше, чем просто приятель?
Выжду, пожалуй, минут восемь – то, что надо: ведь это он написал мне первым, но, с другой стороны, я чуть ли не силой вырвала у него признание, дескать у нас не что-нибудь, а свидание! Получается нечто среднее. Если использовать статистический метод.
О Боже, у меня всего-то одно приличное платье, и Стюарт его уже видел! И очки в жирных пятнах. Сегодня на мне сабо, обрезанные джинсы и мешковатая футболка с надписью «Дэн и Уит» – Щен с утра наблевал на чистое белье, так что выбора у меня не было, только эта футболка и еще одна, шуточный папин подарок, с надписью «У вас есть шоколадное молоко?» – и, конечно, с пятном возле ворота («Да, у нас есть шоколадное молоко, больше не надо, спасибо!»)
У меня прикид самой обычной девчонки, жизнерадостной, полной сил, без всяких там неизлечимых болезней. Правда же?
Наряд не очень-то женственный, но если бы Элизабет Уоррен беспокоилась о нарядах, то не успевала бы разоблачать банкиров-жуликов. Боже, он написал: «Скоро увидимся!» Вот так-то! Мне предстоит второе в жизни свидание и, возможно, последнее, ведь не сегодня-завтра я даже имя свое забуду. Представь, захожу я в клуб каноистов, а меня там поджидают все мои знакомые. И весь Клуб Нимана-Пика (так я окрестила тех ребят, когда получила от них вторую подряд рассылку новостей) – на каталках, в рубашках с пальмами, и кричат: «Сюрприз! Мы заплатили твоему красавчику, чтобы притворялся влюбленным и ты не чувствовала себя изгоем! Но теперь ты одна из нас! Восходящая звезда!»
Пожалуй, ни к чему так строго судить людей.
Может, стоило надеть футболку с шоколадным молоком.
Ох, бедный мой оргазм… то есть организм! Опечатка по Фрейду.
Клуб каноистов я раньше видела только проезжая мимо; мама с папой сюда ходят раз в сто лет, на чей-нибудь юбилей, а дартмутские студенты приводят сюда своих бабушек-дедушек, когда те у них гостят. Но теперь он стал мне родным.
Тротуар возле клуба – родной.
Поворот к дому Стюарта тоже родной.
Подъездная дорожка – моя.
Расскажу по порядку.
Когда я зашла, Стюарт натирал белой тряпкой лакированную деревянную стойку, а позади него на стене висело гигантское каноэ с рядами бутылок внутри. Стюарт был в черной рубашке с засученными рукавами. Он вышел из-за стойки и обнял меня. Помню, как он долго меня не отпускал, как я чувствовала под рубашкой его спину. В первый раз я очутилась к кому-то настолько близко, что можно прощупать позвоночник.
Я поставила рюкзак на кожаный табурет, а на соседнем сидела женщина средних лет с пинтой темного пива и читала при свете лампы под зеленым абажуром. Больше посетителей в баре не было.
– Как день прошел? – обратился ко мне Стюарт.
– Нормально, – ответила я, пытаясь унять дрожь; зубы стучали то ли от волнения, то ли от холода – ну почему в барах кондиционеры включают на всю катушку? Я следила за руками Стюарта. Он сполоснул бокал под струей воды, стряхнул и поставил на сушилку. – А у тебя?
– Да вот, работаю. – Он глянул на меня, стряхнул очередной бокал. – А заодно пытаюсь хоть что-то написать.
– Сроки поджимают? – Я снова поймала его взгляд, когда он начал резать лайм, один из длинного ряда, а ломтики раскладывать по пластмассовым ведеркам.
– Как всегда. – Стюарт чуть заметно улыбнулся, и от его улыбки почему-то стало легче на душе. – Чем сейчас занята? Экзамены сдаешь?
– Почти, – ответила я. – Готовлюсь.
– В такую погоду тяжело усидеть за столом, – заметил он.
– А мне, в общем-то, все равно, – сказала я, поигрывая картонной подставкой для стакана.
– И с вечеринками завязала?
– Ха! Да уж. Та, у Росса – для меня первая и последняя. – Имей в виду, напомнила я себе, не надо превращаться в робота. – Скорее всего.
Кончив работу, Стюарт вытер руки о фартук.
– А выпускной? Я перед своим так переволновался, что чуть не проспал. Прибежал на стадион в одних трусах и в мантии – не успел одеться!
– Что ж… – Я запнулась. – У меня такой номер не пройдет. Мне в одних трусах и в мантии нельзя…
Мы оба вспыхнули, Стюарт опустил взгляд на мою футболку.
– … ведь я произношу речь, – закончила я.
– Да, верно. – Стюарт задумчиво покачал головой.
– Что? – Я посмотрела на него вопросительно.
– Да так, – ответил он, не отводя от меня своих черных глаз. – Речь – это так здорово, ты молодчина!
Он сказал «молодчина»! – губы двигались, голос звенел, – все равно что вывел это слово на моей коже!
Немолодая женщина откашлялась.
– Стю, можно еще один?
– Да-да, конечно! – Стюарт сказал, вновь наполняя бокал гостьи: – Здорово, что ты именно сегодня зашла, Сэмми, потому что это… это Мариана Олива.