Книга Истории для девочек - Лидия Чарская

– А Магома? – вырвалось у меня.

– Магома будет свободен: я сам докажу его невинность, – успокоил меня отец.

Слова папы оправдались. Их судили и предали законной каре.

Магому освободили. Он пришел к нам на следующий день и попросил вызвать отца.

Это было накануне нашего отъезда в далекую северную столицу. При виде нас он почтительно, по татарскому обычаю, приложил руку ко лбу и груди и весь бледный прошептал в волнении:

– Ага, будь добрым ко мне и возьми меня к себе… Магома будет тебе верным слугою.

– Как, Магома, разве ты не вернешься в Кабарду? – удивился отец.

– Нет, ага… Отроком ушел я оттуда и по желанию брата стал его помощником… Аллах видит, как тяжело мне было это… Ни одного пальца не обагрил Магома кровью… Теперь же мне нельзя вернуться в Кабарду… я освобожден, другие в тюрьме… может быть, их уже казнили… С каким же лицом вернусь я один на родину?..

– Твой брат был вождем душманов, Магома.

– Знаю, ага!

– Что же ты хочешь, Магома? Я дал тебе что мог за спасенье дочери… Но ты вернул мне деньги обратно. Что ты хочешь? Для тебя все сделаю, что могу, – ласково говорил отец.

– Хочу, ага, служить тебе… и русскому царю, – сказал он просто, и глаза его с мольбою остановились на отце.

Отец, тронутый горячим порывом молодого кабардинца, обнял его и обещал исполнить его желание. Магома остался у нас помогать Михако до его определения в полк…

Наступил день отъезда.

Коляска стояла у крыльца. Барбале громко причитывала на кухне. Отец хмурился и молчал.

Я обежала весь дом и сад, спустилась к Куре, поднялась на гору, поклонилась дорогим могилкам и в десятый раз побежала в конюшню.

– Прощай, Шалый, прощай, мой верный друг! – шептала я, целуя моего верного коня. – Корми его хорошенько, – сказала я Михако.

– Будете довольны, княжна-матушка! – отвечал он, а у самого слезы стояли в глазах и подергивались губы.

К бабушке я пошла проститься тихо и чинно, но без всякого волнения, но с Барбале, благословившей меня образком святой Нины, с Родам, Анной, Михако и Брагимом я прощалась с болью в сердце. Я не плакала… Мою грудь теснило от слез, но они не выливались наружу.

– Прощай, Магома, прощай, мой спаситель, – улыбнулась я сквозь туман, застилавший зрение…

– Храни тебя Аллах, добрая госпожа!

Мы уже сели в коляску, когда впереди нас поднялось облако пыли и внезапно предстала верхом пред нами на лошади тоненькая баронесса в черной амазонке с длинным вуалем, окутывавшим белым облаком всю ее изящную фигуру.

– Я хотела проводить вас, Нина, и пожелать вам всего, всего лучшего, – запыхавшись от быстрой езды, произнесла она, и потом, подъехав с моей стороны к коляске, быстро наклонилась, крепко обняла меня и прошептала смущенно: – И попросить вас, чтобы вы не сердились на меня и твердо верили, что я осталась вашим другом!

Сказав это, она исчезла снова так же быстро, как явилась. Уже издали раздался ее слабый окрик:

– Добрый путь, Нина, до свиданья!

Коляска тронулась… Провожавшие замахали платками… Кто-то заплакал… кто-то прокричал напутствие с именем Аллаха…

Прежняя жизнь кончилась, начиналась новая, лучшая или худшая – не знаю.

Часть вторая

В институте

Глава I

В каменной клетке. Неожиданные враги

– Я никогда не забуду того, что обещала… Я постараюсь быть доброй и прилежной…

– Правда ли, Нина?

– Разве я лгала тебе когда-нибудь, отец?

– Прости, голубка… Пора…

– Пора…

Мы стояли в светло освещенной небольшой приемной института, куда отец сегодня привез меня впервые.

Мы были не одни. Высокая седая женщина, казавшаяся мне настоящей королевой, присутствовала при нашем разговоре. Она стесняла нас, и отец не мог быть при ней тем чудесным, добрым и нежным, каким бывал в Гори.

– Итак, княгиня, – обратился он к начальнице, – я поручаю вам мое сокровище. Будьте снисходительны к ней… Это немного странный, но чрезвычайно чуткий ребенок… Она требует особенного ухода… Мы, южане, совсем иные люди, чем вы!

– Не беспокойтесь, князь, я лично позабочусь о вашей прелестной дочери.

– Ну, пора!

Отец решительно поднялся с места, пристегнул шашку и крепко обнял меня. Я повисла у него на груди.

– До завтра, папа?

– До завтра, крошка… если княгиня позволит.

– О! – поторопилась успокоить его начальница. – Для князя Джаваха наши двери открыты во всякое время!

Отец поклонился молча, еще раз поцеловал меня и, сказав: «До завтра», быстро вышел из комнаты.

Я смотрела ему вслед – и сердце мое ныло… Я знала, что он приедет завтра, и послезавтра, и каждый день будет навещать меня, пока я не привыкну, но я расставалась с ним впервые среди чужой и новой обстановки.

Мой переезд от Тифлиса до Петербурга по железной дороге мало занимал меня. Вся душа моя рвалась назад, в пленительный Гори, в мое родное покинутое гнездышко.

Около самого Петербурга я словно очнулась… Меня поразило серое хмурящееся небо, воздух без аромата роз и азалий, чахлые деревья и голые поля с пожелтевшею травою…

Когда я вышла из вагона, мое сердце забилось сильно-сильно… Серое небо плакало… Дождик моросил по крышам больших домов. Люди, в резиновых плащах, под зонтиками, показались мне скучными, некрасивыми. Нас отвезли в лучшую гостиницу, где, несмотря на всю роскошь и удобство, я не могла уснуть от поминутного грохота колес под окнами.

Когда на следующий вечер папа отвез меня в институт и сдал на руки величественно-ласковой начальнице, я даже как будто чуть-чуть обрадовалась тому, что не буду видеть промозглого петербургского дня, не буду слышать грохота экипажей под окнами нашего номера… И я невольно высказала мои мысли вслух…

– Ну и отлично! – обрадовался в свою очередь отец. – Ты умная девочка и не будешь слишком скучать… Ведь учиться необходимо, дитя… да и потом – семь лет институтской жизни пролетят так быстро, что ты и не заметишь.

Семь лет!.. Боже мой, семь лет!.. Через семь лет мои черные косы дорастут до земли, и Шалый ослабеет от старости, а бедная Барбале, наверное, будет уже совсем седая!.. Семь лет!