Книга Суета сует - Наталия Рощина

Однако ничего из того, чего боялась Ирина, не произошло. Мила продолжала встречаться с ней и говорила отнюдь не о муже, а о своих планах на будущее, связанных с окончанием института. Увлеченно фантазировала о том, как станет известной журналисткой, возглавит какое-нибудь крупное издательство, прославится на всю страну.

— Неужели для тебя это так важно? — удивленно спрашивала Ирина. Она знала, что у Милы болезненное самолюбие, но не до такой же степени!

— А что может быть важнее успеха? — удивленно реагировала подруга. — Прожить, научившись варить борщи, и слыть отменной хозяйкой — скукотища беспросветная. Нужно сделать что-то, что выделит тебя из толпы, понимаешь?

Ирина не строила столь грандиозных планов, работая в собственном косметическом салоне. Ей приходилось зарабатывать на жизнь, чтобы ни в чем ни от кого не зависеть. Это Мила может позволить себе летать в облаках, мечтать о славе и признании. Ей всегда хочется быть на виду, быть первой, Лучшей. Кажется, она сделала пока единственно верный шаг на пути к заданной цели удачно вышла замуж. С такой опорой ей будет легко подниматься по ступеням крутой лестницы успеха. Она доберется до самого верха хотя бы потому, что больше ни на что не тратит силы, ведь Максим сделал все, чтобы житейские проблемы не касались его жены. Он, как мог, облегчал ей быт. А Ирина долгие годы наблюдала, как подруга бесстыдно пользуется добротой, отходчивостью и безграничной любовью к себе Максима. Хмелевская даже из чувства женской солидарности не поддерживала такого поведения Милы. Мужчина, на плечах которого забота о доме, ребенке, собственная работа плюс чудовищный характер жены, не мог продержаться долго. Это противоречит природе сильного пола. Ирина ждала, что в один из своих приездов к ней на работу или домой Мила зарыдает, сообщив, что муж ее бросил. Так происходило в обычной жизни, это и предсказывала Ирина. Но Смыслов доказал, что сильное чувство способно творить чудеса. Он выдержал почти двадцать пять лет и только теперь получил отставку. Его оттолкнули легко и безо всякого сожаления, как отработанный материал, выполнивший свое предназначение. И тогда Ирина окончательно пришла к выводу, что ее дружба с Милой — не препятствие строить свою собственную жизнь.

— Итак, — выйдя из задумчивости, Хмелевская поймала настороженный взгляд подруги. Стряхнув в пепельницу длинный серый столбик пепла, улыбнулась. — Давай все-таки о тебе, Мила Николаевна.

— Я сказала о том, что меня волнует. Ты готова осмеять мои слова, зачем же продолжать? — Мила подняла свой бокал. — За нас.

— За нас, — раздался нежный звон хрусталя. — Как тебе вино?

— Отличное, — ощущая чуть терпкий вкус, ответила Мила. — Только даже мое любимое красное не приносит обычного удовольствия. Вообще нет удовольствия ни в чем. Пропало оно для меня, затерялось где-то. Оказывается, такое бывает.

— Что с тобой, Смыслова?

— Ты не будешь больше говорить в широком смысле слова?

— Хорошо, только конкретно.

— Тогда я повторюсь: я не привыкла быть слабой. Меня это убивает.

— Ты снова за свое. Нормальное состояние выдаешь за трагедию, а настоящей трагедии не замечаешь.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Мила.

— Просто мысль вслух.

— Договаривай, — прикуривая, Мила заметила, что у нее дрожат руки, а зажигалка никак не срабатывает.

— Опять ты хочешь, чтобы я говорила, — улыбнулась Ирина, поднося к кончику сигареты подруги зажженную спичку. — Так не пойдет. У кого тяжело на душе и глаза, как у больной собаки?

— Хуже — как у человека, осознавшего свою ошибку. Это намного тягостнее, — Мила все же решила сказать о том, что ее беспокоит более всего. По большому счету, ей не с кем было поделиться переживаниями. Хмелевская не вызывала в ней сейчас привычного доверия, но выбора не было. — Оставим мои слабости… Начнем об ошибках. Я хочу признаться, что ты была права.

— Зная, как ты не любишь признавать свои ошибки, я с нетерпением жду продолжения, — Ирина подалась вперед.

— Обойдемся без долгих предисловий. Мне не хватает Максима… — Мила сделала довольно долгую паузу, которую Ирина не пыталась прервать. — Я поняла, что мне без него мало чего нужно от жизни. Как будто я хотела чего-то добиться, чтобы доказать ему свою значимость, именно ему. А сейчас, когда его нет рядом, все потеряло смысл. Представляешь?

— Как интересно, — глухо произнесла Ирина и резко затушила окурок. Залпом осушив содержимое бокала, она облизала губы кончиком языка, медленно проведя сначала по верхней, а потом — по нижней. Нервно улыбнулась и снова наполнила свой бокал. — Продолжай, пожалуйста.

— Да, Ириша, это ужасно, — Мила вздохнула и, не замечая напряженности подруги, продолжила: — Я хочу попросить у него прощения. Хочу вернуть его.

— Очередной каприз. Два дня отпуска заставили тебя думать.

— Нет, я серьезно, Ириш. При чем тут отпуск? За полгода у меня было время все основательно обдумать. Хотя и эти два дня в одиночестве — сущая пытка. Я не могу быть одна. Мне нужен Максим. Слышишь, я даже о сыне не говорю.

— Ну, это меня как раз ничуть не удивляет. Два дня, которые потрясли мир Милы Смысловой!

— Перестань язвить! Я говорю о своей жизни и о том, чтобы вернуть в нее смысл, Максима!

— Поздно, — пристально глядя Миле в глаза, произнесла Хмелевская. — Ты поздно додумалась до этого, милая.

— Почему? — изумленно воскликнула Смыслова. В голосе подруги была такая уверенность.

— Есть ошибки, которые нельзя исправить. Тебе был нужен успех, слава, известность — ты все это имеешь. Остальное мало тебя интересовало. Семья, сын, заботы о доме — все это проходило мимо. Что же случилось теперь? Надоело самой себе щи варить? Слабо, тебя хватило на несколько месяцев!

— Ничего себе поддержала, подружка! — воскликнула Мила, резко поднимаясь с места. Опершись ладонями о стол, она склонилась над ним и замотала головой. — Я ни черта не понимаю! Ты что, решила меня добить? Ты за этим приехала?

— Успокойся и выслушай. Я всегда пыталась обратить твое внимание на Смыслова, — игнорируя вопросы, начала Ирина. — Я столько лет твердила, что тебе попался бриллиант, уже отшлифованный кем-то или самой жизнью. Только береги его, храни, цени. А что делала ты? Понукала, пренебрегала, отталкивала.

— Я была загружена работой! Я хотела, чтобы он мной гордился! — кричала Мила.

— Чушь! Тебе не было дела ни до чьего мнения, тем более — до Максима с его взглядом на то, чем ты занимаешься. Тебе не было дела ни до мужа, ни до сына. Ты потеряла их обоих навсегда, — сделав ударение на последнем слове, Ирина подняла бокал и медленно, маленькими глотками выпила вино.

— А я думала, ты обрадуешься, — тяжело сев на свой стул, тихо сказала Мила.

— Чему?

— Прозрению.

— Поздно, дорогуша, — Ирина поднялась. Ей стало жарко, душно. Она больше не могла сидеть на этой кухне, слушать Милу. Зачем она здесь? Теперь ей нельзя появляться в доме подруги, теперь практически бывшей подруги, потому что лишь одно короткое признание отделяет ее дружбу в настоящем времени от полного разрыва в самом недалеком будущем, будущем, которое наступит через несколько минут. Ирина поправила волосы, убрав выбившуюся прядь за ухо. — Ты давно убедила меня в том, что Максим, вся эта семейная жизнь всегда тебе только мешали. Не скрою, я слушала тебя с негодованием. Смыслов вложил в тебя больше, чем кто-либо, чем твой Хлебников и вся эта орава визажистов, гримеров, стилистов… Ты не обращала на это внимания. Теперь послушай меня. Не пытайся ничего изменить. Начни новую жизнь. Ты звезда, уважаемый человек — это твои компенсации.