Книга Встревоженные тугаи - Геннадий Ананьев

Даже понятие культуры нации специально втиснули в узкие рамки, которые Антонов называл грубовато, но по сути своей верно: песен и плясок. Выгода прямая: не нужно, чтобы простонародье задумывалось об истинных факторах культуры нации: промышленной культуре, агрикультуре, науке, культуре военного дела, и главное – культуре правления и распределения материальных благ в обществе. Вот что кроется за безвинным вроде бы увлечением модными джинсовыми брюками и такими же юбчонками.

«Вот об этом нужно серьезно поговорить с Рублевым. И не только с ним», – решил Антонов. Мысли его вновь сменили направление. О предполагаемых маршрутах прорыва через границу думалось, но уже более спокойно. Майор не заметил, как заснул.

Первым проснулся Янголенко. Сел, потянулся и сладко зевнул. Спросил сам себя:

– Утка, должно, поспела?

Выгреб ее из-под костра. Белая прокаленная глина звенела, как кирпич после хорошего обжига, да и по твердости она не уступала кирпичу.

– Во! В самый раз достал, – постукивая по звенящей кукле, проговорил довольный собой Янголенко, повторив еще раз: – В самый раз достал. Чуток остудится и – пальчики оближешь.

Он разбил глину и снял ее вместе с перьями, разделил утку на две половины и одну из них подал Антонову.

– Держи.

– Не многовато ли?

– Бери знай. Еще добавки попросишь.

Мясо, добротно прожаренное, но не очень мягкое, пропитанное растопившимся жиром, было невероятно вкусным, и Антонов не заметил, как съел всю половину крякухи. Первый раз майор ел с таким аппетитом так вкусно приготовленную дичь.

Янголенко управился со своей половиной еще быстрей, налил чаю в кружку, отхлебнул и проговорил мечтательно:

– Вот где, скажи ты мне на милость, где еще так покойно может быть? Нигде! Только на охоте. Человек, если в корень глядеть, зародился как охотник. Как добытчик. Убил – съел. Это уж апосля обзавелся скотом. Ну и пошел дальше без удержу. Машины всякие. А что природа имеется, забывать стал. Хошь я тебе, Сергеич, тандыр-гуш приготовлю? Добывай на осень лицензию на тека. Прямо в горах и устроим пир. Выроем яму, прокалим ее и тека в нее повесим на палках. На полсуток, травой и дерном покрывши. За уши не оттянешь. Знали предки вкус в мясе.

– Хорошо, – согласился Антонов. – Лицензия за мной. Троих-четверых солдат возьмем.

– Пущай и солдаты будут. Приобщаются пущай к природе. А теперича давай еще по кружечке чайку – и пошагаем, значит. Вон, заря уже.

На востоке едва заметная полоска побелила краешек неба, а пока они допивали чай, укладывали вещи в вещмешки, полоска та стала шире, заметней.

– Ну, с богом, – благословил себя Янголенко и зашагал по тропинке в камыши.

По мере того как они углублялись в старое русло, воздух заметно менялся. Он становился затхлым, все более пропахшим болотом. Тучами поднимались комары и с остервенением налетали на потревоживших их людей. Антонов надел накомарник и кожаные перчатки.

– Что, кишка тонка? – с усмешкой спросил Янголенко, но накомарник тоже надел.

Поднимая комаров и камышовую пыль, они шли по узенькой тропке между двумя высокими стенами столетнего камыша все дальше и дальше, в самое сердце разливов старого русла. Взошло солнце, и сразу стало нестерпимо жарко. Дышалось с трудом. Хотелось поскорей выйти из этих обсыпанных мукой гниющих зарослей, подставить лицо свежему ветерку, но Янголенко и Антонов все шли и шли вперед, время от времени прополаскивая рот водой. Старый охотник переводил Антонова с одной кабаньей тропы на другую, показывая непроходимые места. У таких мест Антонов оставлял заметки. Привал они сделали часа лишь через три на берегу небольшого озерка, подернутого жирной, словно мазут, коричневой пленкой.

– Поглядишь, дно вроде топкое, а напрямки можно перешагать через него, – дал Янголенко характеристику озерку и, удобно устроившись на кочке, достал фляжку с водой. Опустил ее в воду до самого горлышка. – Пущай охолонится чуток.

Не спеша, наслаждаясь возможностью вытянуть уставшие ноги, открыли мясные консервы и позавтракали.

– Часам, должно, к десяти пришагаем к заставе, – высказал предположение Янголенко, и Антонов согласился:

– Да, не раньше. Ладно, пошли, Дорофей Александрович. Засиделись.

Не отставая ни на шаг, двигался Антонов за старым охотником, стараясь до мелочей разобраться в лабиринте кабаньих тропок, оставлял заметки, а сам уже обдумывал «план освоения», как он его мысленно назвал, старого русла. Он намеревался первые раза три сводить «стариков» – Бошакова, Нечета, Акимова, старшину Голубева и зама своего Ярмышева, после чего, уже самостоятельно, водили бы они и своих сверстников, и молодых солдат.

«Каждый день сюда группу. Каждый день».

И вовсе не предполагал Антонов, что в это самое время застава бурлила. Кипела, что называется, страстями. Случилось невероятное: у Григория Кильдяшева пропала зажигалка. Утром он проснулся, сунул руку в тумбочку по привычке, чтобы прежде всего пройти в курилку и подымить всласть сигаретой, но зажигалки на месте на оказалось. Заглянул в тумбочку – не видно. Осмотрел карманы гимнастерки и брюк, приподнял подушку – пусто.

«Кто-либо взял, что ли? Но мог бы спросить, в конце концов. Никто без спроса раньше не брал. Может, не хотел будить?» – подумал Кильдяшев и прошел к дежурному по заставе. Дежурил ефрейтор Бошаков.

– Зажигалку мою, Павел, не видел, кто брал?

– А где она была?

– В тумбочке. Туда перед сном всегда ложу.

– Нет, не видел. А ты, может, ее в другом месте забыл? Вспомни.

– Хорошо помню, в тумбочку сунул. Ехать нужно в село со старшим лейтенантом, а я вот – ищу.

– Поезжай, а я выясню у ночных нарядов, когда возвращаться станут. Куда денется? Нужно только сказать потом, чтобы без спроса больше не брали.

Вернулись, однако, наряды, сменился часовой у заставы – никто из них не брал и не видел зажигалки. И встревожилась застава, ибо пропала дорогая для Кильдяшева вещь (все знали, что это подарок любимой девушки), да и сам факт пропажи не укладывался в понятие заставской жизни. Невероятный факт. Пропала бы мыльница, флакон одеколона или пачка лезвий для безопасной бритвы, солдаты возмутились бы не меньше. Нечистый на руку пограничник – разве такое может быть? И вот солдаты начали высказывать самые различные предположения, как теперь найти вора, позорившего заставу. Тех, кто предполагал, что случилось какое-то недоразумение, что все выяснится само собой, остальные даже не слушали.

«Старики» сидели вроде бы своей кучкой и советовались, что предпринять.

– Нет, я советую: все же нужен обыск, – настаивал Семятин. – Ведь у кого-то она находится.

– Будет он ее в кармане держать. Упрятал где-нибудь, – возразил Акимов. – Много шума поднято. Вся заставы знает о пропаже.

– Майору бы доложить. Он уж точно сказал бы, что делать, – дополнил Семятин Акимова. – Но майор обыск запретит, это – как пить дать. Скажет: из-за одной паршивой овцы всех грязью нельзя мазать.