Книга Бега - Юрий Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты, подруга, не лезь, — осадил Клавдина пьяный. — Не лезь! Мы сами разберемся…
— Это… Это переходит все рамки! — захлебнулся от стыда Максим. — Он, кажется, действительно хочет по морде…
— А-гха, — послышалось за спиной Клавдина.
Максим встрепенулся.
Возле кассовой будки объявился животастый представительный мужчина и чугунно-исподлобно разглядывал «Голубого козла».
— А-гха, — повторил он неопределенно и тут же пропал.
— Сволочь! — определил Василий. — Ты кого звать побежал? — и поплыл, загребая руками в кусты, будто хотел вычерпнуть оттуда животастого.
— Вот какие «лица» и «организации» обращают на нас внимание, — упрекнул Максима изволновавшийся Лаптев. — Снизошли: «Спасибо, браток»!
— Плебеи! Нищие духом! — неуверенно оправдался Клавдии, но тут же взъерошился и закричал: — Кара и боль! Я карамболь!..
Максим оживился не без причины. В аллее показалась давешняя манекенщица. Карина не шла, а плыла профессиональной походкой в сопровождении Герасима Федотовича и Гурия Михайловича. «Полярник» из Больших Крохоборов держал ее под руку, а Белявский катился рядышком, приговаривая, как заведенный: «Что там нерпа! Я вам шапку Мономаха устрою». А в шагах десяти от них держался Стасик Бурчалкнн. Неизвестно, что он задумал, но в глазах у него было нечто недоброе и даже тореадорское.
— Я веха века — сверхчеловека! — выставился навстречу группе Клавдии, а Лаптев остался в тени, конфузливо почесывая левую голую ступню правой.
Но манекенщица оставила без внимания обоих, применив свой излюбленный метод «исследования облаков». Зато Гурий Михайлович пришел в замешательство и забормотал: «Этого мне только не хватало!», а крохоборский полярник затормозил, как белый медведь у свежей проруби, и с аппетитом уставился на «Козла». Не веря себе, отказываясь поверить, он машинально потянулся к призраку картины пальцами, но так и не дотянулся.
— Простите, — услышал он за спиной чей-то горячий шепот. — Мне нужно кое-что уточнить.
Герасим Федотович почувствовал, как его теснят в сторону плечом, и в следующее мгновение увидел свою картину в руках нагловатого молодого человека с осетинской талией и холодными снайперскими глазами.
Герасим Федотович ухватился за уголок рамы с явным намерением за свое добро постоять, и постоять достойно.
— Смотри, Лапоть, а ты не верил! — возликовал Клавдии. — Я говорил, проймет… Эй, товарищи, экспонаты руками не трогать! Что за манеры, карамба-карамболь?!
Но тут послышались треск кустов и торопливый топот. Показались дружинники. Парусиновые штаны наступали неводом. На правом фланге, задевая кусты головой, мчался предводитель. Его чуб развевался по ветру, и оттуда сыпались электрические разряды. Слева, переваливаясь как баркас, надвигался Агап Павлович с тощим прутиком акации в руках.
— А-а-а! — кричал он, но теперь уже совершенно определенно.
Не успел «гладиатор XX века» опомниться, как его скрутили в бараний рог. Лаптев оказался проворнее и тенью метнулся в кусты, но его схватили на лету за ногу. На Стасике же повисло сразу трое дружинников.
— За что? Где аргументы! — ухитрился выкрикнуть из кучи тел Клавдии. — Вы не имеете пра…
— Вот уж действительно и пошутить нельзя! — уговаривал конвойных Лаптев: его уже вели по главной аллее.
— За что? С каких таких дел?! — прорычал Бурчалкин, награждая вожака коротким в печень.
— Лас… ласточку ему, — поперхнулся тот, валясь боком на дорожку.
— Он ни при чем! — пробовала заступиться за Стасика Карина. — Слышите вы, психи с бантиками! Он художник… Слышите!
Но художник дружинникам как раз и требовался.
Как ни блестяще сражался Бурчалкин, его все же одолели и сложили ему руки «ласточкой». Последнее, что он видел на месте схватки, это синие якоря на бицепсах чубастого, да руки полярника и Белявского, вцепившегося в «Голубого козла» с двух сторон. Стасик забился, как щука в неводе, а Козел, как показалось, подмигнул ему криво и гадко.
— Не трогать! — закричал Бурчалкин.
Но дружинники приняли это на свой счет и с удвоенной силой потащили Бурчалкина к выходу из парка. Там уже собралась несметная толпа во главе с Агапом Павловичем и стоял мотоцикл с коляской, из которой торчали к небу босые ноги «шутника» Лаптева.
К счастью для Бурчалкина, мотоцикл у дружины был один.
Предъявите документы
— Бросьте врать, передвижнички! — рычал Стасик, мечась в запертой каморке штаба дружины. — Где вы сперли «Голубого козла»? Заладили свое: «Наш, наш»… Что он — птица Феникс, или вы его своими трудовыми из костра вытащили?
— Никто ничего не тащил, — отозвался Лаптев. — «Козлик» наш, потому что нам заплатили этой картиной за участие в киносъемках… Что ты на меня так смотришь? Перевели на деньги из расчета три рубля в день.
— Кто заплатил?
— Консультант по быту и реквизиту Белявский.
— Это какой? Кругленький, ластоногий? Ну, попадись он мне еще раз! Сволочь… Не густо же он вас одарил. Мне так по шесть рублей предлагали, и то отказался.
— Мы не из-за денег, — обиделся Лаптев. — Мы, собственно, на общественных началах.
— Ну, а на каких началах вы с «Козлом» в парк потащились? Босиком, в кофточке… Что за маскарад и кто из вас, простите, Арбенин?..
— А тебе-то какое дело? — вспылил на слове «Арбенин» Клавдии.
— А такое, что я влетел с вами без дела, как молочница в понятые. По чьей милости я тут нахожусь?
— Это ты «парусине» объясняй, а не нам, — сказал Клавдии спесиво. — Мы им приглашения не посылали.
— Обидно и возмутительно, — зябко пожал плечами Лаптев. — Ошиблись — так подскажите… А то сразу: «Вот они!»
— и в коляску.
— Я уверен, ими руководит чья-то злая воля, — заклокотал в надежде Клавдии. — Неспроста они так раскомандовались.
— При чем тут воля, — сказал Бурчалкин. — Страсть командовать заложена в человеке с детства. Административный рефлекс! С детства хочется скакать на палочке впереди пеших рядовых и быть главным «казаком» или «разбойником». Между прочим, вам эта страсть не чужда, разбойнички?
Клавдии сконфузился, но наглость не потерял:
— А тебе, конечно, хочется пешкодралом! — сказал он тоном, отрицающим всякую возможность такого хотения. — Ну и топай! Наши пути расходятся.
Заявление Клавдина было тут же опровергнуто: в дверях заскрежетал ключ, и появились дружинники во главе с чубастым.
— Ну, что скажете хорошенького? — сказал он, валясь синими от наколотых якорей руками на стол. — Оправдываться будем или как?