Книга Величайшая любовь - Кэтрин Кингсли

Она открыла глаза и увидела, что муж стоит перед ней на коленях и с беспокойством смотрит на нее.

Осторожно ощупав затылок, Джорджия пробормотала:

– Думаю, все нормально. Но ты порвал рубашку в клочья, Николас. Только посмотрите на него! И это уже вторая рубашка за месяц!

– На мою пострадавшую плоть внимания обращать, конечно, не стоит. Ведь тебя волнуют только рубашки, верно? – спросил Николас с улыбкой. – Уверена, что ты не поранилась?

Он коснулся ее щеки, и Джорджию бросило в жар. Ей ужасно захотелось, чтобы он коснулся и другой щеки. Было очень приятно видеть, что во взгляде мужа вновь появилась теплота.

– О, Николас, мне тебя так не хватало… – прошептала Джорджия.

– В самом деле? – спросил он. Озабоченность в его взгляде сменилась каким-то другим выражением. – Что ж, возможно, эта стена, наконец, вбила в твою голову немного здравого смысла. Сейчас посмотрим…

С этими словами муж придвинулся к ней поближе и столь же осторожно коснулся и другой ее щеки. Потом взял ее лицо в ладони, и она вдруг почувствовала на щеке тепло его дыхания. От этого ее собственное дыхание участилось, и словно откуда-то из тумана возникла мысль: “Сейчас он меня поцелует…” Внезапно смутившись, Джорджия высвободилась и поднялась на ноги.

– Я в полном порядке. – Она отступила на шаг и осмотрела мужа. – А вот твои царапины нужно смазать бальзамом. Подожди минутку. Сейчас принесу…

Она вернулась очень скоро с кувшином воды, отрезом чистого полотна и с мазью в склянке.

– Снимай то, что осталось от твоей рубашки, Николас. Я знаю, что холодно, но ничего не поделаешь.

Он тотчас снял рубаху, и Джорджия осмотрела его грудь. “У него действительно великолепная фигура”, – подумала она, невольно залюбовавшись мужем. Он был необычайно стройным – и в то же время мускулистым. Кроме того, ей очень понравилась полоска черных волос, сбегавшая от груди к животу. А вот у Багги… Его бочкообразная грудь – как и спина – была сплошь покрыта густой порослью волос. Николас же выглядел гораздо приятнее. И ей вдруг захотелось прикоснуться к его груди – совершенно неразумное в данной ситуации желание.

– Жить буду? – спросил Николас.

Немного смутившись, она пробормотала:

– Да, вероятно.

Зачерпнув из склянки немного целебной мази, Джорджия осторожно нанесла ее на царапины. Николас едва заметно вздрогнул и поморщился.

– Что, больно? – встревожилась Джорджия.

– Дело не в этом, – ответил он, с трудом переводя дыхание.

– Нет нужды терпеть боль. Это просто неразумно. Если больно, скажи, и я буду осторожней.

Ее пальцы легонько коснулась его соска, и тот заметно напрягся. Она посмотрела на сосок с удивлением и убрала руку.

– О… – Николас криво усмехнулся. – Да, ты права, Джорджия. Это причиняет боль.

Она окинула мужа внимательным взглядом, затем продолжила накладывать мазь. Ее пальцы ощущали жар его тела, и Джорджии казалось, что жар этот передавался ей.

– Нет, не стоит так осторожничать, – сказал Николас. – Лучше как раньше…

Джорджия взглянула на него, нахмурившись.

– Ты хочешь, чтобы я причиняла тебе боль?

– Ничего, потерплю. Но лучше будет, если мазь проникнет в рану поглубже. Тогда, безусловно, удастся избежать инфекции, не так ли?

– Раны не такие глубокие, Николас. Это всего лишь царапины.

– Всего лишь царапины? Тебе легко говорить. Ты хочешь, чтобы возникло нагноение и я умер? Прошу тебя, Джорджия… Самое главное – тщательность. Разве не об этом ты постоянно мне говоришь? Делай то, что необходимо. Обещаю не орать и не визжать.

Джорджия продолжала втирать мазь, стараясь все-таки не слишком беспокоить мужа; она видела, что ему действительно больно, а один раз он даже застонал. А ведь поначалу царапины казались не такими уж серьезными…

– Ну вот… Этого должно быть достаточно, – сказала Джорджия, неохотно отступая на шаг – ей нравилось ощущать под своими пальцами кожу Николаса. Эти прикосновения, как ни странно, пробуждали приятное чувство, и она, наверное, была бы даже совсем не против его прикосновений.

– Тебе лучше, Николас?

– Да. То есть, нет. О, Джорджия… – Он отвернулся и закрыл лицо ладонью.

– Дорогой, ты уверен, что ничего не повредил… внутри? Тебе очень больно?

Муж издал какой-то странный горловой звук, потом пробормотал что-то о том, что, мол, нужно найти чистую рубашку, и тотчас же удалился. А Джорджия, оставшись одна, снова вернулась к побелке.

Но после этого происшествия Николас, казалось, окончательно простил ее. Он больше не выходил из комнаты при ее появлении и не позволял суховатой сдержанности в разговорах. Джорджия часто замечала, что он наблюдал за ней, и при этом в его взгляде было не только любопытство, но и еще какое-то чувство, которое она не могла распознать. Возможно, то самое, которое появилось в его тревожном взгляде, когда он склонился над ней после того, как она ударилась головой. И Джорджия вскоре поняла: когда он так смотрел на нее, она чувствовала слабость, жар… и какую-то неведомую ей прежде сладкую боль. Но что это была за боль… Этого Джорджия не могла понять.

Николас осторожно положил на уже подготовленное место кусок черепицы. Бинкли привез из Хоршема первую партию строительных материалов, и Николасу хотелось уложить черепицу до того, как слуга вернется со второй партией. Мартин, который отправился с Бинкли, показал ему, как следовало ее укладывать, – это была довольно сложная работа, требовавшая внимания и сосредоточенности, не допускавшая посторонних мыслей, что в данных момент полностью его устраивало.

Но он все-таки отвлекся, когда заметил краем глаза яркий отблеск – казалось, солнечный луч неожиданно отразился от стекла. Николас внимательно посмотрел на лес, стоявший как раз в той стороне, где находился Рэйвенсволк. У него было странное ощущение, что в течение нескольких последних недель за ним следили, и сейчас он, похоже, получил подтверждение тому, что интуиция не обманула его. Но кто же вел за ним слежку? И с какой целью? Может, это Жаклин? Но она ведь уехала в начале января, и ее в ближайшее время не ждали обратно. Причем человек, следивший за ним, был очень осторожен и старался ничем не выдать своего присутствия. Николас нахмурился, пожал плечами и вновь принялся за работу.

Через некоторое время он снова заметил сверкнувший отблеск. На сей раз Николас решил выяснить, что же все-таки происходило. Он быстро и осторожно прошел по крыше, но не воспользовался лестницей, стоявшей у фасада дома, а спустился по задней стене, держась за старые стебли плюща. Вскоре он приблизился к лесу, после чего почти бесшумно зашагал по старой тропинке. Николас знал этот лес как свои пять пальцев и мог легко скрыться от посторонних взглядов.

Наконец, остановившись, он внимательно осмотрелся. Ничего. Абсолютно ничего, только видно было вдалеке Джорджию – та работала в саду большую часть этого теплого утра. Он снова принялся осматривать лес и вдруг увидел нечто странное: чуть выше уровня его глаз находился… ботинок, упиравшийся в толстый сук. Николас сдвинулся немного в сторону и попристальнее вгляделся в густую листву. В следующее мгновение он увидел в кроне старого вяза кузена Сирила, устроившегося на толстой ветке. В руках юноши была мощная подзорная труба, от окуляра которой он, казалось, не в силах был оторваться.