Книга Прирожденные аферисты - Сергей Зверев

Давид, любивший шахматы, засмотрелся на позицию на доске. Усатый дед, похожий на Тараса Бульбу, победно стукнул конем и объявил своему партнеру – пожилому мужчине в тельняшке:

– Мат!

Играли здесь на деньги – по рублю за партию. Эдакий интеллигентский вид азартных игр.

Получив свой рубль, дед обратил свой взор на парнишку:

– Что, хлопец, сыграть хочешь?

– Времени нет, – покачал головой Давид.

– А чего тогда смотреть без толку?

– Знакомого ищу. Игнатием зовут. Рыжий такой.

– Тю-ю. Продул он мне две партии. И больше я его не видел.

– А когда? – обрадовался Давид удаче.

– Три недели назад.

– Я ему одну вещь должен вернуть. Где он живет?

– Ну, ты забавный, хлопец. Откуда мне знать?

– А фамилия его как?

– А оно мне нужно? Может, сыграешь? – Дед осмотрелся – желающих с ним играть не было. Видимо, он превосходил всех по классу и тщетно высматривал жертв.

Давид подумал: интересно, а какой был бы фурор, если сюда за доску посадить дальнего родственника из Баку шестилетнего Гарика Каспарова. Он в своем возрасте всех обыгрывает, родители говорят: мастером будет, а то и гроссмейстером.

– Нет, спасибо, – отказался Давид. – А он не сказал, когда будет?

– Да я кто, родственник ему? Когда три рубля лишних будет, тогда и придет, чтобы мне их продуть, – ехидно засмеялся дед.

Давид направился к своим спутникам и доложил:

– Был он здесь. Три недели назад. Никто тут не знает, как его найти.

– Молодец, племянник, – сказал Баграм. – Умеешь к людям ключик подобрать.

– А толку? – пожал плечами Шалый. – Не фортануло нам здесь. Пошли в пельменную.

Искомая «Пельменная № 3» располагалась на другом конце города. Баграм поймал такси.

За окном машины проносились купающиеся в зелени улицы Запорожья. Такси выехало на длинный, казавшийся нескончаемым проспект Ленина.

– На десять километров проспект тянется, – гордо возвестил таксист, как будто сам его построил. – Самый длинный в Европе!

Таксист трещал без умолку о том, что гостям города нужно посмотреть в обязательном порядке: ДнепроГЭС, набережную Днепра, Кафедральный собор. И непременно большой запорожский дуб, под которым казаки писали письмо турецкому султану.

Наконец, «ГАЗ-21» остановился около длинного желтого дома, на первом этаже которого располагалась искомая пельменная.

– Один рубль, – благосклонно округлил таксист девяносто пять копеек.

Баграм накинул ему еще два гривенника.

В узком длинном помещении пельменной толкались завсегдатаи. В заведении наливали водку в розлив, поэтому контингент подобрался соответствующий. В углу трое мужчин, по виду типичных колхозников, уговаривали поллитровку, запивая яблочным соком. Между столами бродил местный алкаш с пустым стаканом, выцыганивая хотя бы грамм «живой воды». Группа студентов уминала пельмени с чаем.

Путешественники приземлились за столик. И вскоре стали свидетелями душераздирающего зрелища. Двое работяг под пельмешки разлили по полстакана водочки и с вожделением готовились пригубить.

– Налейте, люди добрые, – возник возле них потрепанный ханыга.

– Бог подаст, – кинул небрежно один из работяг, не замечая, что ханыга осторожненько подбирается к нему. И прошляпил момент отчаянной атаки.

Ханыга схватил со стола стакан водки. Опрокинул содержимое в себя. Застыл на миг. По его лицу прокатилась блаженство. А потом он объявил:

– А теперь бейте меня!

Немая сцена. А потом долгий витиеватый мат и пинок по мягкому месту.

– Повезло, – прокомментировал Шалый. – У нас бы так по батареям отходили, что кровью бы харкал.

– Э-э, до чего водка доводит, – покачал головой Баграм. – Ладно, давай поедим, а потом за расспросы примемся.

– Ты музыку заказываешь, – кивнул Шалый.

– И блюда тоже, – хмыкнул Баграм.

Шалого армяне кормили за свой счет. Это было справедливо, учитывая, что работал он забесплатно.

– Пельмени возьмем? – спросил Баграм, поднимаясь, чтобы пристроиться в очередь на раздачу, а потом в буфет – здесь было самообслуживание.

– Тогда и остограммиться надо, – заметил Шалый. – Иначе пельмени не в радость.

Пельмени оказались немножко разваренными, но вполне приличными. Оглядевшись, нет ли еще какого-нибудь смертника, готового ринуться в последний и решительный бой за стакан водки, Давид разлил содержимое графинчика по рюмкам – себе по традиции отмерил меньше.

– Ну, чтобы нам фарт шел и век не видеть мусоров и нары, – поднял рюмку Шалый.

Давид из этой фразы осознал только, что речь идет о воровском счастье. Выпил. И подумал, что ему начинает нравиться подобная судьба, бесшабашный веселый кураж. И он уже понимал лихих людей, прожигающих так жизнь.

– Уходят наши времена, – неожиданно вздохнул Шалый, и его глаза затуманились. – Мало бродяг настоящих осталось. Вон Варнак, Малюта… Наш поселок, там братва конкретная и правильная, другие не выживают. Мы еще понятий придерживаемся. Ну, малолетки еще, у кого молоко на губах не обсохло, они за воровскую идею горой – но для них это игра. И всё…

– Людям покоя хочется, – сказал Баграм.

– В корень зришь, Кавказ, – кивнул Шалый. – Люди слишком хорошо стали жить. От страданий отвыкли. А доля воровская – это не только фарт, рестораны. Не только девочки и прикуривание от сторублевок. Это страдания.

– Правильно говоришь, – согласился Баграм. – Опасное это дело.

– Опасное. Вот тут все записано, – постучал Шалый себя пальцем по лбу. – Как вертухаи с вологодского конвоя прикладами охаживают на этапе и ты зубы выплевываешь, а потом в лазарете отлеживаешься, не зная, сдохнешь или нет. И как тебя на ножи ставят отщепенцы. И как на зоне в новом штрафном изоляторе хозяин сам ломом дыры в стенах пробивает, чтобы в мороз нам бодрее сидеть было. А потом вору, на бунт народ подбивавшему, приказывает руки к воротам прибить, как Христу.

– Тяжелая у вас жизнь, – сочувственно произнес Давид. – А зачем это все?

– Вот, молодежь, – кивнул Баграму Шалый. – А потому что мы хищники. В этом наша природа. И сами глотку перегрызем. И готовы, чтобы нам ее грызли. А эти все травоядные – наша добыча, – обвел он рукой вокруг себя. И замолчал. Угрюмо доел свои пельмени. Запил томатным соком.

– Поели? – не слишком ласково осведомилась официантка, подойдя к ним с подносом. – Посуду забирать?

Шалый с интересом посмотрел на нее:

– Ты Глаша?

– Ну и что? Среди родственников своих тебя такого не помню.