Книга Преступная история США. Статуя кровавой свободы - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот теперь, когда все было кончено, пресса опубликовала обращение губернатора к народу. Терять м-ру Беннету было нечего, в должности он пребывал последний год и прекрасно понимал, что вновь избраться элита Чарльстона ему не позволит, а потому практически открытым текстом, без эвфемизмов, обвинил суд и мэрию в «узурпации власти», «тайном правосудии» и «беззаконных убийствах с явной политической подоплекой». Ответным выстрелом прозвучал отчет мэра Гамильтона, утверждавшего, что «только такими мерами можно было спасти город от ужасной резни». В отличие от сухого, очень юридического текста Беннета, отчет мэра жестко бил на эмоции, взывал к «единению перед лицом страшной опасности», – и горожане приняли сторону суда. Губернатор со своими комплексами проиграл, и с тех пор на много лет вперед версия мэра стала официальной, а процесс завершился официально, – правда лишь в октябре, когда «за подстрекательство» различные суммы штрафа и тюремные сроки получили четверо белых – Уильям Аллен, Джон Игнасиус, Эндрю Родос и Джейкоб Дандерс, – причем, никто из них не знал Денмарка и никогда не выступал против рабства, зато все так или иначе критиковали мэра.
А потом пошел зажим гаек. Была практически растерта в порошок «черная церковь», обвиненная в сотрудничестве с «заговорщиками». Ее руководитель, всеми уважаемый проповедник Моррис Браун покинул штат, а зажиточным мулатам и вольным неграм из его паствы дали понять, что теперь за всякие глупости типа воскресных школ для черных можно поплатиться очень сурово, да и вообще, пусть молчат в тряпочку. Для полной ясности, ассамблея постановила, что выезд свободного негра или «цветного» за пределы штата более чем на два месяца автоматически лишает его права на возвращение, а каждому «вольняшке» под угрозой продажи в рабство предписали найти белого «опекуна», который бы поручился за его «достойное поведение». Мало того, ассамблея приняла еще и «Морской закон», предписывающий помещать в городскую тюрьму всех свободных черных моряков с судов, заходящих в порт Чарльстона на все время пребывания судов в городе, дабы предотвратить контакты рабов с черными иностранцами. Этот акт вызвал бурю негодования в Англии и Франции, возмутившихся унижением своих граждан, был признан неконституционным в Верховном суде, но власти Южной Каролины отказались подчиняться Вашингтону. И наконец, для «повседневного надзора» за поведением «всех не белых» сформировали муниципальную гвардию. Иными словами, итогом «заговора Вези» стало установление в штате «белой диктатуры», по понятиям которой, – это не говорилось вслух, но подразумевалось, – черные рассматривались как низшая раса, если вообще не как животные, а мулаты, даже самые «приличные», как некое недоразумение, которому лучше о себе не напоминать, – и развязала этот узел только Гражданская война.
И всё? Нет, не всё. Слишком много вопросов. Правда, в основном риторических: уже по итогам событий очень многие за пределами Южной Каролины обращали внимание на то, что при всей истерике насчет «ужасного заговора» никаких реальных вещественных доказательств, о которых говорилось в ходе суда, публика так и не увидела. Ни «тайников с оружием», ни «переписки с Гаити», ни «присяги с подписями», ни признаков «разветвленного подполья». Короче говоря, ни-че-го. А самые «ударные» свидетельства указывали только на, максимум, ворчливые разговорчики на тему «штат нуждается в перестройке» или, самый максимум, «нас тут не ценят, не худо бы сбежать в Гаити». Отметили въедливые исследователи и непонятное ожесточение мэра против мулатов, к заговору как бы отношения не имевших, а также «черной церкви», и полный склероз насчет тысяч «диких» африканцев, завезенных на плантации в 1800–1808 годах и реально осложнивших социальный климат. То есть под «вышку» старательно подводили «не белых», родившихся в Америке и вполне лояльных.
Короче говоря, на протяжении полутора, – да уже и почти двух, – веков наряду с официальной версией существовало и вполне обоснованное мнение, что элиты Чарльстона, играя на подсознательных страхах белого меньшинства, сознательно раздули из мухи слона, то есть из кухонных разговоров заговор. А когда в 2002-м историк Чарльз Джонсон обнаружил в архиве почти два века считавшиеся погибшими при пожаре «папки Вези», стало ясно, что так оно и есть без всяких maybe. Ибо данные «отчета Гамильтона», считавшиеся прямыми цитатами из как бы утраченного протокола, отличаются от реального текста как небо от земли, а несколько записок мэра судьям после казни первой группы подсудимых и вовсе содержат прямые инструкции любой ценой, не ограничивая себя ничем, доказать, что аргументы губернатора ошибочны и заговор был.
Но зачем? Ведь не может же быть, что несколько десятков душ погубили просто так, из расовой неприязни? Разумеется, нет. То есть бывает и такое, но не в данном случае. Как полагает сейчас, после находок Джонсона, абсолютное большинство исследователей, причиной всему был обострившийся в начале XIX века конфликт двух групп чарльстонской элиты: т. н. «патерналистов», «табачно-индиговых» плантаторов, считавших, что рабство изжило себя, а следовательно, негров необходимо готовить к исполнению роли наемных рабочих, и «ястребов», по мнению которых все проблемы штата решал хлопок, в связи с чем рабы должны трудиться на полях с максимальной эффективностью, обеспечить которую может только грубая сила. Исходя из чего, для «ястребов», – м-ра Гамильтона и его единомышленников, взгляды «патерналистов» были опасным либерализмом, а грамотность черных, и зачатки их организации, и сам факт наличия свободных негров, как плохой пример для «говорящих орудий», и растущие амбиции зажиточных «цветных» рассматривались как источник потенциальной угрозы стабильности и подлежали искоренению.
Иными словами, борясь с «патерналистами», Гамильтон и его сторонники стремились убить в зародыше мулатскую буржуазию, объективно союзную их оппонентам, ее социальную базу (грамотных негров) и «черную церковь». Ради этого они сознательно формировали общественное мнение, – при том, что белое меньшинство боялось негров и опасалось конкуренции мулатов, – создавая альтернативную реальность, которая, в конце концов, и стала основной. Подчас даже доходя до смешного: хотя в протоколах о внешности Денмарка не сказано ни слова, а знавшие его лично описывали «главу заговора» только как «цветного», в литературе, как правило, говорится о негре, иногда даже об «иссиня-черном». И ведь, казалось бы, друзья Вези должны были бы отстаивать его невиновность, но лет десять спустя они же, начиная с плотника Тома Брауна, компаньона Денмарка, и пастора Мориса, заговорили о «заговоре» в тонах, которым, пожалуй, позавидовал бы и сам мэр Гамильтон. По той простой причине, что после жуткого мятежа Ната Тернера, – о нем позже, – напугавшего даже аболиционистов, «борцам за черное дело» (и их нынешним наследникам) был остро необходим «правильный герой», и м-р Вези подходил на эту роль идеально, только для вящего эффекта ему следовало стать «иссиня-черным», поскольку мулат, что ни говорите, все-таки ни то ни сё.
Хронологически эта глава должна была бы предварять предыдущую, но, на мой взгляд, ее место именно здесь. Ибо события, о которых пойдет речь, объясняют, откуда и почему появился на Юге тот самый психоз, жертвой которого стал, в частности, Денмарк Вези, а затем и весь Диксиленд, как черный, так и белый…