Книга История зеркала - Анна Нимова

Меня охватило разочарование. Не того я ждал, и вот теперь с ещё одной фантазией придется расстаться. Хорошо, что хоть намеренно не искал этой встречи. И с чего я всё себе придумываю? Но, боюсь, не один таков… Как, оказывается, много мы сочиняем о людях и вещах им принадлежащих, только часто это не то что далеко от настоящей жизни, а полно противоположностей к ней – с этими мыслями я стал подниматься вверх по улице.

Впрочем, на сей раз увиденное не имело большого значения, не стоило о нём сильно задумываться. Главное в сегодняшнем дне – чтобы король остался доволен мастерской и одобрил наше дальнейшее существование, – подумал я и про себя наскоро прочитал молитву.

* * *

25

Однако вскоре мои мысли приняли другой ход. Не сразу, но постепенно пришло осознание, что тем утром я встретил не простого человека, а короля – стоило задуматься об этом. Неважно, что он низкого роста и наряжен подобно особе женской – это наш король, я видел самого короля! Надо же случиться такому! Младший сын бедного крестьянина из всеми позабытой деревни стоял в каких-то десяти шагах от первой особы во всей Франции. Расскажи я это в своей деревне – ведь никто не поверит. Другие просто не знали о его приезде, а то не преминули бы выбежать на улицу: все-таки – наш король, может, только избранным позволяется встреча с ним. Зачем это было дано? Мы, столь далекие по происхождению, рожденные на разных концах, в какой-то час смогли настолько приблизиться друг к другу, что я его видел, и, если бы он чуть повернул голову, непременно заметил меня. Оставалось дивиться таким поворотам судьбы.

Раздумывая, я шел по улице, машинально повторяя её изгибы, поворачивал вместе с ней, надеясь таким образом выйти в город, и очнулся, когда почти налетел на ворота, принадлежащие Сент-Антуанскому аббатству. Хотя у меня не было намерений идти непременно в эту сторону, тем не менее, я здесь оказался.

Ворота были гостеприимно распахнуты, если слово гостеприимно подходит к месту, где люди молятся об искуплении и ищут спасения от постигших несчастий. Решив передохнуть, я прислонился к одному из деревьев, живой оградой обступивших аббатство. Росли они, наверно, не меньше ста лет, тянулись узловатыми ветками к небу, позволяя ветру стряхивать на землю капли воды весной и засохшую листву осенью. Вот и сейчас на меня летели мелкие брызги – ещё одно напоминание о наступающей весне.

Прижавшись к дереву щекой, я ожидал пронизывающей сырости, но неожиданно легкая прохлада коснулась лица, заставив расслабиться – было немного похоже на прикосновение тонких шершавых пальцев. С угрызением подумал, что даже ни разу не удосужился навестить отца Бернара, а он был добр во время нашей встречи, и в этом городе – единственно знакомый человек, кроме известных по мастерской, – не подойти ли к нему сейчас…

Вдалеке на дороге появилась хрупкая фигурка, двигалась она очень живо, словно пританцовывала, приближалась поначалу стремительно, но вскоре шаги замедлились, а, подойдя близко, она и вовсе остановилась. Рядом я увидел тоненькую девушку лет шестнадцати, в поношенном, но опрятном платье из темного сукна в мелкую полоску. Сверху была наброшена короткая накидка с выцветшим бархатным воротничком, накидка казалась ей велика, должно быть, досталась от матери. Явно смущаясь, девушка обратилась ко мне:

– Не укажешь ли, где находится больница?

Я кивнул на строение по соседству с примыкавшей к воротам трапезной. В памяти сохранилась та ночь, когда, явившись в Париж, подобно другим обездоленным, я искал в нём прибежище. Девушка поблагодарила, направилась к крыльцу, но в воротах снова задержалась. Я догадался, что она здесь впервые и, несмотря на решительный вид, чувствует себя неуверенно. Так и есть: немного подумав, она снова повернулась в мою сторону.

– Скажи… Тебе приходилось там бывать? Мне нужно навестить одного человека, не знаешь ли, как можно его разыскать?

В голосе слышалась робость, и, хотя ничего больше она не прибавила, в словах звучала просьба, я понял, словно её мысли были моими.

Мне не удалось ответить также просто, как говорили со мной другие, как говорит сейчас она. Я желал помочь, но растерялся в её присутствии и никак не мог заставить свои глаза смотреть прямо, скорее, у меня получались быстрые, исподлобья взгляды, которые помимо воли я бросал на неё. Это было не намеренно, просто не находил сил взглянуть открыто, но, наверно, она усмотрела в этом что-то подозрительное, я чувствовал, как с беспокойством она ожидает, что последует дальше.

Вместе мы молча прошли за ограду и остановились на дорожке, расходившейся по двору между церковью и другими строениями. Встреча с отцом Бернаром весьма бы пригодилась, – решил я, значит, её не миновать, но раз Господь посылает для того предлог, стало быть, так ему угодно.

– Кого вы хотите отыскать? – обратился к ней.

– Дедушку, он болел всю зиму, а на днях ему стало совсем худо. Его увезли в аббатство, и с тех пор мы не имеем никаких известий о нем. Его имя Анри. Анри-Франсуа Вийон.

Чуть слышно я повторил имя.

– Подождите здесь, – с этими словами направился в церковь.

В тот день удалось разыскать отца Бернара, не прибегая к помощи других: он сам вышел мне навстречу. Только закончилась литургия, из церкви нестройными рядами шли монахи, а за ними я разглядел служителей саном выше, к моему счастью, отец Бернар оказался среди них. Почти побежал за ним, по неловкости налетая на проходивших, в удивлении они сторонились, и их недовольные восклицания нарушили однообразный гул, стоявший во дворе аббатства. Отец Бернар оглянулся – замечательно, что он сразу меня узнал. Тот день вообще был удивительным в моей жизни: всё, о чем я едва успевал подумать, сразу исполнялось.

Дождавшись, чтобы большая часть монахов покинула двор, отец Бернар подошел ко мне.

– А, Корнелиус, – он приветливо улыбнулся.

Было приятно, что отец Бернар запомнил моё имя.

– А я всё думал: когда же ты нас навестишь? Столько дней прошло. Я надеялся: должен же ты, по крайней мере, справиться о своей лошади.

Дружелюбие, с которым он ко мне обратился, чуть не сыграло злую шутку: я позабыл об осторожности, хотя, следуя наставлениям Жюста, жил с ней последние месяцы.

– Сказать по правде, отец Бернар, это не моя лошадь.

– Вот как? А чья же? Во всяком случае, никто другой за ней не приходил.

Я прикусил язык, но холод успел зародиться где-то в глубине и дрожью разлился по телу. Наверно, лицо моё изменилось, иначе не могу объяснить внимательный взгляд отца Бернара – он вопросительно взглянул на меня, я же поторопился с рассказом, что привело на этот раз.

– Значит, тебя всегда надо ожидать только по делу. Хотя это не так уж плохо, сын мой. Но ты удивишься, я скажу, что кое-что слышал о тебе. В мастерской тобой довольны, говорят, ты весьма смышлен и, главное, старателен.

– Кто говорит, отец Бернар?

– Кто? Да хотя бы сеньор Риго.