Книга Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер

— Нет, речь идет о людях, которых мы скоро увидим. Что вы знаете о них?

— Они... мм... — Она боролась с собой несколько секунд, подыскивая верные слова. — Они предпочитают, чтобы их не трогали.

— Это я уже сообразил. В Брошюрах СШИК нет ни одной фотографии. Я ожидал по крайней мере одну из этих фотографий, где ваше начальство, расплываясь в улыбке, пожимает руки туземцам.

Она хмыкнула:

— Это было бы трудно устроить.

— Они безрукие?

— Конечно, руки у них есть. Но они не любят, когда их касаются.

— Тогда опишите их.

— Это трудно, — вздохнула она. — И мне плохо удаются описания. Мы увидим их очень скоро.

— Ну постарайтесь. — Он захлопал ресницами. — Я буду очень благодарен.

— Ну... они носят балахоны до пят, и на головах у них капюшоны. Как у монахов, наверно.

— Значит, тела у них человеческие?

— Наверно. Трудно сказать.

— Но у них две руки, две ноги, торс...

— Наверняка.

Он потряс головой:

— Вот что меня удивляет. Я всегда говорил себе, что не должен предполагать человеческое тело универсальным стандартом. Так что я пытался вообразить... э-э... большого паука, подумать только... или глаза на стебельках, или огромного безволосого опоссума...

— Огромный безволосый опоссум? — Она просияла. — Мне нравится! Вполне фантастично.

— Но почему у них должно быть тело вроде человеческого, если теоретически оно может быть абсолютно любым? Разве не этого мы ждем от научной фантастики?

— Ага, наверно... или, может, дело в религии? Разве Бог не сотворил Адама по подобию Своему?

— И не только Адама. На иврите «адам» — «человек», готов поспорить, что это значение охватывает оба пола.

— Приятно слышать, — сказала она невозмутимо.

И опять они несколько минут ехали молча. Питер явственно видел, как занимается заря. Легкая дымка света превращала границу неба и земли из темно-аквамаринового над черным в зеленое над коричневым. И если долго смотреть, то возникало сомнение: уж не оптическая ли это иллюзия, галлюцинация, нетерпеливое желание, чтобы ночь миновала.

А что это там, внутри робкого свечения, что это?..

Да, на горизонте было еще что-то. Какие-то возвышенности. Горы? Скалы? Дома? Город? Деловой центр его? Грейнджер упоминала, что «поселение» лежит в пятидесяти милях или около того. Они уже наверняка проехали половину этого расстояния.

— Они различаются полами? — наконец спросил он.

— Кто? — удивилась она.

— Люди, которых мы увидим.

Грейнджер сердито зыркнула на него:

— Почему бы честно не сказать: «инопланетяне»?

— Потому что «инопланетяне» здесь — мы.

Она расхохоталась:

— Мне это нравится! Политкорректный миссионер. Простите меня, но это кажется мне оксюмороном.

— Я прощаю вас, Грейнджер. — Он моргнул. — И мое отношение к вам пусть не покажется оксюмороном. Бог любит все Свои творения одинаково.

Улыбка сползла с ее лица.

— Мой опыт подсказывает другое, — сказала она.

Тишина спустилась в кабину еще раз. Питер хотел добиться ответа, но передумал. Не в этом направлении. И не сейчас.

— Так что, — невозмутимо переспросил он, — есть у них различия между полами?

— Понятия не имею, — ответила Грейнджер ровным деловым тоном. — Вам придется задрать им балахоны и самому посмотреть.

Они ехали, не разговаривая, еще минут десять-пятнадцать. Булка с изюмом зачерствела на срезе. Дымка света на горизонте стала более явственной. Загадочное сооружение впереди действительно оказалось архитектурным, хотя небо было еще слишком темным, чтобы Питер мог различить формы или детали.

Наконец он сказал:

— Мне надо по-маленькому.

— Без проблем, — откликнулась Грейнджер и остановила машину.

На приборной панели электронный датчик, оценивающий расход бензина за милю, выдал ряд мелькающих цифр и замер на абстрактном символе.

Питер открыл дверцу, и, едва он ступил на землю, тело его оказалось немедленно окутано влажным, шепчущим воздухом. Он уже отвык от этого, проведя много времени в искусственно охлажденном воздухе машины. Ощущение было приятным — эта внезапная роскошь присутствия атмосферы, — но одновременно и угрожающим — то, как воздух сразу проник под рукава рубахи, принялся лизать веки и уши, оросил грудь.

Питер поддернул подол дишдаши к животу и помочился прямо на землю, поскольку пейзаж не предлагал ни куста, ни камня, за которым можно было бы укрыться.

Земля уже была влажная и темно-коричневая, так что ее цвет или плотность не слишком изменились от мочи. И почва немедленно мочу поглотила.

Он слышал, как Грейнджер открыла и захлопнула дверцу со своей стороны. Чтобы не смущать ее, он постоял немного, озирая окрестности. Растения, которые он принимал за грибы, оказались цветами — серо-белыми цветами с розовато-лиловым оттенком, почти светящимися в сумраке. Они росли небольшими опрятными купами. Трудно было различить собственно цветок, листья или стебель — все растение казалось пушистым, кожистым и вдобавок было тонко до прозрачности, как ушко у котенка. Наверно, никакие другие растения не были жизнеспособны в этой части планеты. А может, он просто прилетел не в самое лучшее время года.

Грейнджер хлопнула дверцей, и он поспешил к ней присоединиться. Она втискивала в бардачок картонку с гигиеническими салфетками, когда он усаживался на свое место.

— Ну что ж, — сказала она. — Осталось всего несколько миль.

Он захлопнул дверцу, и кондиционер быстро восстановил комфортный климат в салоне. Питер откинулся на сиденье и вздрогнул, когда струйка ароматного воздуха Оазиса скользнула между лопатками и улетучилась через воротник.

— Должен сказать, что вы построили базу для высадки довольно далеко, проявили уважение, — сказал он. — А вот создателей лондонского аэропорта никогда не заботили нужды местных обитателей.

Грейнджер открутила крышку на бутылке с водой, сделала глубокий глоток, поперхнулась. По подбородку побежал ручеек, и она его промокнула скомканной косынкой.

— На самом деле... — она прокашлялась, — когда мы только построили базу, местные... э-э... обитатели жили всего в двух милях. А потом они взяли и ушли. И все унесли с собой. Буквально все. Пара наших ребят прошерстила бывшее поселение, когда все закончилось. Ну, чтобы узнать о них что-нибудь по тому, что осталось. Но все было вычищено под ноль. Стояли остовы домов — и всё. Ни грибочка не осталось на прежнем месте.

Она сверилась с прибором на панели: