Книга Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И куда торопится, лягушка эдакая?» – с тревогой думал Русаков.
После Синицыной отвечал Медведев. Проходя мимо Зориной, он тихонько толкнул её локтем. Лида замотала головой и заткнула уши.
– Что-нибудь случилось, Зорина? – спросил Сергей Николаевич.
Лида вскочила:
– Нет.
– Тогда сиди спокойно и не делай гримас, – отвернувшись, сказал учитель.
Лида села, боясь пошевельнуться. В классе было тихо. Сергей Николаевич вызывал, спрашивал, но ребята чувствовали, что он недоволен.
Звонок, как свежий студёный ручей, ворвался из коридора и разлился по классу.
Ребята облегчённо вздохнули. Сергей Николаевич взял портфель.
Когда за ним закрылась дверь, ребята повскакали с мест и окружили Трубачёва и Булгакова:
– Что же вы? Как это вы?
– Не могли мел положить!
– Осрамили! Весь класс осрамили!
– Честное пионерское… – начал Саша и, возмущённый, повернулся к Трубачёву: – Я на тебя, как на себя самого, надеялся!
– А я что? Что я? – сразу вскипел Трубачёв.
– Ты сказал, что у тебя всё в порядке, а сам…
– Что – сам? – подступил к нему Васёк.
На щеках у него от обиды расплылись красные пятна.
– Дисциплина! – крикнул кто-то из ребят. – А сами ещё всех подтягивают!
– И на девочек нападают, – пискнула Синицына.
– Молчите! – с бешенством крикнул Васёк и обернулся к Саше: – Говори, что я сделал?
– Мел не положил, вот что!
– Кто не положил?
– Ты! – бросил ему в лицо Саша. – Весь класс подвёл.
– Врёшь! – топнул ногой Васёк. – Я всё проверил, и всё было, – нечего на меня сваливать!
– Я не сваливаю. Я ещё больше отвечаю! Я староста!
– Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! – выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васёк.
– Трубачёв! – сорвался с места Малютин.
– А-а, ты так… этим попрекаешь!.. – Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему.
– Разойдись! Разойдись! – выпрыгнул откуда-то Одинцов.
Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами:
– Булгаков, отойди!
– Трубачёв, брось!
– Перестаньте! Перестаньте! – кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачёва. Одинцов держал Сашу.
– Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! – кричал через его плечо Саша.
– Староста! – презрительно бросил Васёк, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы ещё?
Сева Малютин загородил ему дорогу:
– Трубачёв, так нельзя, ты виноват!
Васёк смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала.
Валя Степанова бросилась к Малютину.
Васёк хлопнул дверью.
Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса.
Когда Трубачёв вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее.
– За что? – со слезами выкрикнул Русаков.
– Сам знаешь, – тяжело дыша, ответил Мазин.
Ребята удивлённо смотрели на них:
– Ещё драка!
Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову:
– Не реви, хуже будет.
Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шёл, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щёлкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил:
– Знаешь, он просто со зла, нечаянно… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал… И сам не знал… Да тут ещё ребята кричат. Ну, довели его до зла – он и сказал.
Одинцов перевёл дух и взглянул в упрямое лицо Саши.
– Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома – так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да ещё бабушка скажет: «Ну, сел на свинью!» Это у неё поговорка такая.
Коля неловко засмеялся и, ободрённый Сашиным молчанием, продолжал:
– Это с каждым человеком бывает. А Трубачёв всё-таки наш товарищ.
Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза:
– Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я… я… – Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: – Ни-когда не прощу!
– Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! – горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился.
– А, ты за него, значит? – тихо и угрожающе спросил он в упор.
– Я не за него, – взволновался Одинцов, – я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду ещё говорили…
– Ладно, дружите… А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! – с горечью сказал Саша.
Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому.
– Саша!
Одинцов догнал его уже у ворот:
– Саша! Я всё понимаю. Я за тебя… Мне только очень жалко…
– А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! – Саша кивнул головой и пошёл к дому.
Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице.
«Пропала дружба… – грустно думал он, стараясь представить себе, как будут теперь держаться Трубачёв и Саша. А с кем я буду? Один или с каждым по отдельности?»
Одинцов не стоял за Трубачёва. Поступок Васька казался ему грубым и глупым.
«На весь класс товарища осрамил! „Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!“ – с возмущением вспоминал он слова Трубачёва. – И как это ему в голову пришло? Ведь Саша не виноват, что у них детей много, ему и так трудно, размышлял он, шлёпая по лужам. – И ещё Малютина отшвырнул… Севка и так слабый…»
Коля Одинцов был растревожен. Дома он наскоро выучил уроки, весь вечер слонялся без дела и, ложась спать, вдруг вспомнил: «А ведь сегодня четверг. К субботе статью писать надо…»
Перед ним встал Васёк Трубачёв, с рыжим взъерошенным чубом на лбу, с красными пятнами на щеках.
«Я ведь о нём писать должен. Всё… Честно… И вся школа узнает… Митя… Учитель… – Одинцов нырнул под одеяло и накрылся с головой: – Не буду. На своего же товарища писать? Ни за что не буду!»
Он замотал головой и беспокойно заворочался. – Коленька, – окликнула его бабушка, – ты что вертишься, голубчик?
