Книга Живые тени ваянг - Стеллa Странник

— Катя, я очень прошу серьезно отнестись к моему предложению…

— Вообще-то поездки не входят в мои планы, — сказала она, прислушиваясь к голосу разума. — Я ведь замуж собираюсь… Да и Новый год не за горами…

Но сердце подсказывало ей, что есть в этом предложении нечто. И это «нечто» она должна сделать, именно «должна».

— И все же…

Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент принесли горячее. И Буди замолчал. А потом они молчали вместе, как два телефона, не подсоединенные к общей сети.

Когда они вернулись домой, Георгий Дмитриевич пришел почти следом. На удивление рано, и Катя обрадовалась этому больше обычного. Ей так не нравилась затянувшаяся с Буди пауза.

— Надо бы подкрепиться! Вы как?

Отец был в хорошем расположении духа, и это бросалось в глаза. «Неужели появились новости по поводу защиты?» — подумала Катя, но не стала первой заводить разговор.

— Да мы не голодные, только что из кафе…

— Ну, Катенька, чуть-чуть, за компанию, что же я, один буду сидеть за столом?

Ему явно не терпелось сообщить им о чем-то, это было так заметно. Наконец, торопливо разделавшись с тушеной курицей, глава семьи торжественно произнес:

— Приглашаю всех к себе! Негоже вести такие важные разговоры за обеденным столом!

Кабинет Георгия Дмитриевича занимал небольшую комнату с встроенными стеллажами, в обычные книжные шкафы столько книг бы и не поместилось. Они величественно поднимались до потолка, закрывая собой три стены, а не четыре, только потому, что на ней было окно. Катя и Буди сели на уютный диван, вплотную примыкавший к добротному, но не громоздкому, письменному столу, а Георгий Дмитриевич устроился в своем высоком кресле. По правую его руку был еще один небольшой стол, вроде приставки, на котором стоял предмет, казалось, совершенно не вписывающийся в интерьер кабинета культуролога: довольно солидный по размерам — больше метра в длину, макет корабля. Даже дилетанту в этом деле бросилось бы в глаза, что это не простой макет, а эксклюзивная модель, вырезанная из теплого дерева — ясеня или липы, и очень тщательно покрытая лаком. Но главное, макет имел множество мелких предметов — канаты, паруса, мебель в каютах, а также люки, двери, штурвал, как настоящий парусник.

Глава семьи поймал удивленный взгляд Буди и поспешил ответить на неуспевший прозвучать вопрос:

— Да, этот фрегат уникален. В нем более тысячи мелких деталей… Одних только пушек двадцать две! И все они выточены мастером на совесть… А знаешь, что это за вещица? — он сделал паузу, но не услышал ответа. — Копия фрегата «Петр и Павел»! Ровно в пятьсот раз меньше оригинала!

— Это как-то связано с именем Петра Первого? — Буди явно не разбирался в кораблестроении, но вот о царе российском знал кое-что. — А мы с Катей сегодня тоже его памятник видели… На Адмиралтейской…

— Да, связано… Правда, назван фрегат в честь святых Петра и Павла, а вот строил его Петр Великий… Не один, конечно, а когда обучался корабельному мастерству в Голландии. Я увлекаюсь этим вопросом, потому как пишу диссертацию… Н-да-а…

Сделав многозначительную паузу, он выдвинул ящик стола и достал красную папку. Надел очки и вслух прочитал:

— Я, нижеподписавшийся, Геррит Клас Поль[121], корабельный мастер при Амстердамской камере привилегированной Ост-Индской компании[122], свидетельствую и удостоверяю по истине, что Петр Михайлов (находящийся в свите великого московского посольства в числе тех, которые здесь, в Амстердаме, на Ост-Индской корабельной верфи с 30 августа 1697 г. по нижеуказанное число жили и под нашим руководством плотничали) во времена благородного здесь пребывания своего был прилежным и разумным плотником, также в связывании, заколачивании, сплачивании, поднимании, прилаживании, натягивании, плетении, конопачении, стругании, буравлении, распиловании, мощении и смолении поступал, как доброму и искусному плотнику надлежит, и помогал нам в строении фрегата «Петр и Павел», от первой закладки его, длиною в 100 футов[123](от форштевня до ахтерштевня), почти до его окончания, и не только что под моим надзором корабельную архитектуру и черчение планов его благородие изучил основательно, но и уразумел эти предметы в такой степени, сколько мы сами их разумеем. Для подлинного удостоверения я подписал сие моею собственной рукой. Дано в Амстердаме, в нашем постоянном местопребывании на Ост-Индской верфи, 14 января в лето Господне 1698 г. Геррит Клас Поль, корабельный мастер привилегированной Ост-Индской компании в Амстердаме[124].

— А-а-а… — хотел переспросить Буди, на что Георгий Дмитриевич тут же и ответил:

— Он был там под именем Петра Михайлова. Ну не под царским же именем наниматься ему плотником? А у меня, кстати, есть интересная коллекция денег с изображением Петра Великого.

Он опять выдвинул безразмерный ящичек своего письменного стола и достал из него альбом нумизмата:

— Вот, полюбуйтесь. Это — новые, уже нашего времени. Монета в двадцать пять рублей, выпущенная Банком России «Денежное обращение» к трехсотлетию денежной реформы Петра Великого. В две тысячи четвертом году. Вот монета в пятьдесят рублей этого же банка, но уже из «Исторической серии», «Окно в Европу»… А эти двадцать пять рублей посвящены трехсотлетию Полтавской битвы…

— Папа! — Катя, отлично зная отца, почувствовала, что если он разгонится сейчас на своем любимом коньке, то трудно будет его остановить.

— Тогда старинные… Вот золотые рубли тысяча семьсот двадцатого, посмотрите, какой четкий профиль. И венок, венок по кругу монеты… А это — банкнота «Петенька» в пятьсот рублей. Выпуск в девятьсот двенадцатом. Ну, тут еще много у меня…

— А вы увлекаетесь коллекционированием? — поинтересовался Буди.

— Нет, эти монеты и так, кое-что по мелочам, остались от деда. А я уже потом немного дополнил коллекцию современными…

В дверь позвонили. Валек? Так рано он не приходит домой. Неужели… Стас? Катя испуганно взглянула на отца, словно извиняясь за то, что приходится прерывать интересный рассказ, и пошла открывать дверь.

Ее опасения подтвердились.

— Добрый вечер! — Стас радушно поздоровался, благо, всех присутствующих он прекрасно знал, а многих из них считал почти родными.

— Хорошие люди всегда к столу, а банкиры — к деньгам, — сострила Катя. — Присаживайся на диван, мы тут деньги рассматриваем. Давай уж закончим, а потом…