Книга Робинзонетта - Эжен Мюллер

Но так как изумленная Мари в замешательстве не торопилась подойти к нему, то господин Гризоль приблизился к ней сам, крепко поцеловал ее в обе щеки и, подведя к столу, посадил как раз напротив господина Гюро. Ростовщик, с раскрасневшимся лицом и дрожащими руками, немедленно вскочил и, отпрянув, проворчал:

– Господин Гризоль, вы что, хотите посмеяться надо мной?

– Мне – смеяться над вами, господин Гюро? – ответил тот насмешливым тоном. – Что вы! Знаете, кум, если уж кто-то из нас посмеялся, то скорее вы, и я не забыл этого… О, у меня прекрасная память! Однажды вам понадобилось сделать фиктивную скидку поземельной подати, чтобы увеличить ценность известной части ваших владений. Я вам сделал эту скидку, заключив на словах условие, что вы со своей стороны уплатите мне недостающую сумму, когда завершите вашу сделку. Когда же время пришло и я потребовал от вас документ, то вы об этом ничего и слышать не хотели. Так что вы просто-напросто обманули меня!.. Но, к несчастью, я не из тех людей, которые прощают подобные проделки! Я все запомнил, и теперь – долг платежом красен. Далее, – вы сами вынуждаете меня сказать вам всю правду в присутствии всех этих людей – вы знали, что я хотел приобрести участок земли, которая входит и в ваши, и в мои владения. Вы специально приехали, чтобы предложить мне купить этот кусочек земли, или, вернее, обменять его на древние камни и голые скалы Совиной башни. Я вам ответил, что не могу ни продать их, ни отдать в наем. Это вас удивило. Я назвал вам причину. Я объяснил, что таково было желание моей покойной матери, которая испытывала глубокое уважение к этим развалинам и взяла с меня слово не уступать их никому. Мои сыновние чувства только заставили вас пожать плечами. Но дело как раз в том, что вы не понимаете таких вещей, и это выводит меня из себя! Тогда – послушайте все, мне даже стыдно сказать, какое условие вы предложили мне за продажу этого куска земли…

Господин Гризоль, до этого все время ходивший взад и вперед, остановился с торжествующим видом, окидывая взглядом многочисленных слушателей, наполнивших весь зал. Затем он спокойно уселся на свое место.

Но господин Гюро вдруг побагровел, на лбу у него вздулись вены; он скрестил руки на груди и произнес изменившимся голосом:

– Ах, так! Это измена, и я требую у вас объяснений, господин Гризоль!

– Вот как! – спокойно ответил Гризоль. – Вы желаете, чтобы я рассказал все, – хорошо, извольте, я расскажу все, – продолжал он, обращаясь к собранию. – Этот почтенный человек, этот богач, этот отец семейства предложил мне условие, при котором он согласен уступить мне участок земли, – тот, что я только что у него купил. Условие следующее: изгнать эту бедняжку из гнездышка, которое она сумела устроить себе в моих развалинах!.. Можно ли представить себе подобную низость?

В толпе поднялся ропот негодования.

Толстый господин Гюро попытался усмирить толпу: он выпрямился с гордым и надменным видом и пробормотал несколько резких угроз. Но к своему величайшему удивлению, он сумел только вызвать еще более сильный, уже откровенно враждебный ропот. Тогда, повернувшись к господину Гризолю, он сказал:

– Вы заставили меня подписать купчую, но я могу и отречься от подписи…

– Как бы не так! – насмешливо ответил господин Гризоль. – Подпись всегда остается подписью; вы сами прекрасно доказали мне это, господин Гюро, когда я поверил вам на честное слово…

– Ну что ж! Мы еще увидим! – гневно сказал ростовщик и, пробираясь сквозь осыпа́вшую его насмешками толпу, направился к двери.

Когда он исчез, господин Гризоль весело произнес:

– Пусть болтает, не слушайте его! Ничего мы не увидим. Он подписал – и кончено: сделка заключена по всем правилам, все в порядке. Действительно, я сказал, что выселю девочку, что и сделал. Но ведь не было оговорено, на сколько времени… И вот я решил укоротить это время. Все, оно кончилось! Как видите, мне удалось отомстить ему, да еще как! Представьте, этот глупый толстяк воображал, что у меня совсем нет памяти… А вот нет же, все вышло не так, как он надеялся!.. И кого, спрашиваю я вас, он хотел заставить заплатить за мою ошибку? Эту девочку!..

При этих словах взволнованный Гризоль взял Мари за руку, обвел ее вокруг стола и сказал:

– Встань сюда, против меня, девочка, и расскажи мне, каким образом ты устроилась там наверху, в моих развалинах, где ты и останешься, если хочешь. Пусть господин Гюро лопнет от злости, но я беру всех этих людей в свидетели, что отдаю их тебе в вечную аренду и – заметьте хорошенько! – даром, потому что это условие не может нарушить волю моей покойной матери. Но мне очень любопытно было бы посмотреть, как ты смогла устроиться в таком месте, где жили одни только совы. Не хочешь ли пойти вместе со мной и показать мне свое жилище?

– Конечно! – ответила Мари, лицо которой приняло обычное веселое выражение.

– Так и сделаем! Ты поведешь меня туда и покажешь все свое хозяйство, не правда ли, маленькая Робинзонетта?

– Мое имя Мари, – простодушно возразила девочка.

– Очень хорошо! – ласково сказал господин Гризоль. – Это чудесное имя дано тебе крестной матерью; но я нашел для тебя другое, не хуже: я хочу назвать тебя Робинзонеттой, потому что тебя можно смело считать маленькой дочкой Робинзона. Значит, отныне тебя зовут Робинзонетта, не правда ли?

– Как вам угодно, – кротко ответила Мари.

И это имя тотчас же стало повторяться в толпе, в которой, наверное, не все понимали смысл придуманного господином Гризолем прозвища.

Когда господин Гризоль и его юная арендаторша покинули гостиницу и направились к Совиной башне, более пятидесяти человек последовали за ними, и это шествие через всю деревню превратилось в торжественную процессию. Слышны были крики: «Да здравствует добрый господин Гризоль!», люди хлопали в ладоши, повторяли имя «Робинзонетта». А некоторые даже кричали: «Долой Гюро!»

Куда исчезло всемогущество ростовщика? Какое чудо уничтожило его роковое влияние? По правде сказать, эта перемена взглядов, или, вернее, утрата сдержанности, которую все проявляли по отношению к толстяку, – все это произошло не сразу. Надо было, чтобы нашелся кто-то, кто осмелился бы надеть на Гюро шутовской колпак, и понятно также, что тяжелое впечатление, произведенное беспричинным преследованием маленькой Мари, послужило сигналом к возмущению. Господин Мишо был первым, кто не побоялся открыто принять сторону мамаши Бюрель, изгнанной из дому за защиту бедной девочки ее сыном. Своим честным и мужественным поступком господин Мишо заставил многих задуматься, почему они унижаются перед этим злым человеком и, ничем ему не обязанные, выделяют его среди других, зная, что он не заслуживает этого? И смелости другого богатого фермера, господина Гризоля оказалось достаточно, чтобы окончательно разрушить эту стену угодливости. Мало-помалу образовался круг людей, которые перестали бояться господина Гюро; чувство презрения и негодования пришло на смену прежнему раболепию. Личность господина Гюро начали разбирать по косточкам, и вскоре нашлись смельчаки, которые, не стесняясь, высказывали свое нелестное мнение о нем. Не одно предприятие, хранимое до сих пор в строжайшей тайне, было теперь предано гласности, и нашлось множество доказательств, которые изобличали этого человека в весьма некрасивых поступках. Одни знали одно, другие другое; доверие к Гюро, а также нравственное влияние этого жадного, грубого, безжалостного афериста постепенно сошло на нет.