Книга Повелители волков - Виталий Гладкий

Глава 6

Царь Иданфирс

Зима на северном побережье Понта Эвксинского, не говоря уже о верховьях Борисфена, всегда была снежной и морозной. Замерзал даже Боспор Киммерийский[48], и племена меотов с удовольствием пользовались такой оказией, перегоняя по льду со своей стороны гурты скота в Таврику[49]— на продажу, по самому короткому пути. А когда приходили большие морозы, огромная скифская равнина превращалась в снежно-ледяную пустыню. Если путник в такие дни оказывался один среди бескрайнего белого пространства, особенно когда затихал ветер и воцарялось полное безмолвие, ему могло почудиться, что он попал в преддверие Аида[50]. Фантастические фигуры, образованные снегом на кустарниках и невысоких деревьях, напоминали замерзшие души усопших, ожидающих своей очереди к Харону, который должен был перевезти их через подземную реку Стикс в Аид, и редко кто мог без внутренней дрожи безмятежно продолжать свой дальнейший путь.

Тем не менее даже в самые лютые морозы жизнь в степях и лесах Скифии все-таки продолжалась. Следы разных зверей, больших и малых, были раскиданы и по степи, и по лесным прогалинам, а если нечаянно наткнуться на стайку куропаток, прячущихся в снегу, то громкое «Фр-р! Фр-р!» их крыльев мигом будило мертвую тишину, и начиналось невидимое глазу движение — звери старались уйти с пути человека.

Четверо вооруженных всадников, по виду воинов, а не охотников, ехали лесом по звериной тропе, пробитой лесными обитателями в глубоком снегу. В этот день им повезло — мороз пошел на спад, и дышать стало легче. Да и мохнатые широкогрудые лошадки под ними оживились и шли гораздо бодрее, чем вчера, когда от мороза трещали деревья, и дыхание в разреженном воздухе вырывалось с шипением, тут же оседая льдинками на ноздрях и густой длинной гриве.

— Привал, — сказал один из всадников, наверное, старший, когда они оказались на небольшой поляне. — Надо дать отдохнуть лошадям. Впереди степь, а там всего можно ждать. Лошади должны быть готовы к длинному бегу. Да и нам не грех перекусить чем-нибудь горяченьким. Внутри все застыло.

Остальные согласились без лишних слов.

Вскоре на поляне запылал костер, лошадей укрыли попонами, и надели на морды торбы с овсом, чему они очень обрадовались, — тяжелая дорога среди сугробов отняла слишком много сил — а всадники, подстелив лапник, уселись у костра кружком и стали ждать, пока в походном котелке не сварится мясная похлебка.

— Не едем ли мы, Озар, на собственную казнь? — угрюмо спросил у старшего один из путников, мужчина с начинающей седеть рыжеватой бородой. — Царь Иданфирс злопамятный. А мы скифам немало сала за шкуру залили.

— Если твой скальп, Чаян, украсит уздечку коня Иданфирса, а череп станет кубком, из которого царь скифов будет пить вино на пиру, это для тебя будет большой честью, — смеясь, ответил Озар.

Он был едва не самым молодым из всех путников, но его лицо, на левой щеке которого виднелась белая полоска шрама, и свободная, даже царственная манера держаться, ясно говорили, что Озар немало повоевал и относится к знатным воинам, принадлежащим к близкому окружения вождя племени.

— Ты все шутишь… — недовольно бросил второй воин, который в этот момент снял меховой малахай и пытался привести в порядок с помощью деревянного гребня спутанные волосы цвета зрелой пшеницы. — Наверное, забыл, что Иданфирс поклялся снять с нашего вождя кожу живьем и сделать из нее попону.

— Когда это было, — беспечно ответил Озар. — Времена изменились, Хрват. И потом, теперь у нас новый вождь, Жавр, а прежний гуляет вместе с предками Иданфирса по зеленым заоблачным степям, где никогда не бывает зимы, и пьет с ними сладкое вино бессмертных богов.

— Жавр предупреждал нас соблюдать осторожность, — вступил в разговор и третий путник. — Иданфирс может не поверить нашему сообщению, решит, что мы лазутчики, и тогда нам не позавидуешь.

— За правое дело не грех и пострадать, Тримир, — назидательно сказал Озар. — Но мы ведь едем как посольство, а послы неприкосновенны.

Чаян скептически ухмыльнулся и ответил старшему:

— Когда скифы нашпигуют нас стрелами, поздно будет разбираться, кто мы — послы или лазутчики. Ты ведь знаешь, что скифский воин сначала стреляет, а потом думает. И винить его в этом нельзя — опоздаешь натянуть лук, и ты уже покойник. Это закон степи, где много разбойного люду ошивается.

— Насчет разбойников — да, это точно, — сказал Тримир. — Помнится, две зимы назад нас наняли за хорошие деньги, и мы сопровождали караван греческого купца, с которым Жавр ведет торговые дела. Вы не поверите, но нам пришлось участвовать в шести стычках! Чисто тебе настоящая война. Хорошо, что мы всегда высылали дозоры и летучие отряды, и разбойникам не удавалось застать нас врасплох. Иначе мои кости уже давно белели бы в степи, а моя неупокоенная душа томилась на серых равнинах…

В это время подоспела похлебка, и разговор прервался.

Насытившись, путники не стали рассиживаться. Накормленные лошадки пошли гораздо резвее, вскоре лес начал редеть, а за ним взору путников открылась великая скифская равнина…

Среди степи пасся большой лошадиный табун. Это было удивительное зрелище для непосвященных. Греки-колонисты, которым довелось впервые увидеть, как кормятся скифские лошади и скот зимой, долго не могли прийти в себя от изумления. Им казалось, что животные варваров едят снег, и только вблизи становилось понятным, что они занимаются тебеневкой — откапывают корм из-под снега передними копытами.

Табун пас подросток по имени Саураг. Он получил его по той причине, что родился ранним утром — Саураг на скифском языке значило «утренний». Подростку исполнилось шестнадцать лет, но он уже был хорошим стрелком из лука, а уж наездником прослыл даже среди взрослых одним из лучших. В этом не было ничего необычного — Саураг вырос без отца, погибшего в бою, и большую часть своей пока недлинной жизни провел в степи, помогая табунщикам.

Саураг пас один из многочисленных табунов самого царя Иданфирса. У него был напарник, престарелый Коудзай, но как раз сегодня его скрутила какая-то болезнь, и пришлось Саурагу выгонять табун в степь одному. Конечно, Коудзаю можно было найти замену, но старик слезно просил, чтобы Саураг никому не говорил о его хвори, иначе он лишится средств к существованию, — Иданфирс платил табунщикам хоть и не очень щедро, но на еду хватало.

Подросток не боялся пасти коней в одиночестве. Добрый лук, полный колчан стрел и копье с широким наконечником могли защитить его и от зверя, и от человека. Впрочем, чужие в эту пору так далеко в степь не забирались, а волков интересовала более мелкая живность — овцы и козы. Правда, отары паслись неподалеку от кошар, да и пастухов там было побольше, но серых разбойников это обстоятельство не очень пугало.