Книга Очерки теории идеологий - Глеб Мусихин

Таким образом, можно констатировать, что хотя отношение консервативных авторов к постмодернизму не было однозначно дружественным, созвучия и диссонансы у разных консерваторов с постмодернистами были различными. Так, если концепция Штрауса, построенная на традиционных универсальных принципах, была жестко и недвусмысленно конфронтационной по отношению к постмодернизму, то позиция Оукшотта, уделявшего основное внимание критике рационализма, имеет с постмодернизмом много точек соприкосновения[29].

Неудивительно, что постмодернистские авторы достаточно благосклонно относились к Оукшотту Например, Р. Рорти, жестко критиковавший потенциальный элитизм Штрауса [Rorty, 1988, р. 28], положительно оценивал оукшоттовский антирационализм [Rorty, 1980, р. 264, 318, 389–394]. Кроме того, Рорти непосредственно ссылается на Оукшотта в собственном понимании философии; это касается утверждения Оукшотта о том, что «во фразе "Это неправда (это не истина)" нет ни предположения, которое должно быть доказано, ни умозаключения, к которому можно стремиться» [Oakeshott, 1962, р. 198]. В свою очередь, Рорти утверждал, что философия должна рассматриваться как одна из форм общения среди многих других, а потому не имеет привилегированного статуса гаранта истинного знания.

Было бы ошибочным упрощением приписывать Оукшотту непосредственные постмодернистские склонности (перекличку с постмодернизмом можно найти и у Берка, которого вряд ли следует считать гуру постмодернизма), однако некоторые соображения Оукшотта можно рассматривать как ресурс для формирования постмодернистской доктрины. В частности, это касается его предпочтения практического знания, которое он отличал от «печально известного» технического знания рационалистов [Ibid., р. 7–13]. Кроме того (и в этом его принципиальное отличие от Штрауса), Оукшотт не возлагал на естественно-правовую традицию ответственность за деградацию современного мышления. Более того, он высоко оценивал антирационалистический скептицизм Гоббса, который требовал применения не инструментальных, а, скорее, органических правил для общественного регулирования (знаменитый гоббсовский Левиафан) [Oakeshott, 1975, р. 108–129]. И это прямо перекликается с идеями плюралистического мультикультурного общества.

И наконец, следует обратиться к авторам, которые непосредственно видели возможность синтеза консерватизма и постмодернизма. Это прежде всего Н. О'Салливан и Дж. Грей. Последний на протяжении многих лет пытался обосновать существование постмодернистского либерального консерватизма. Для Грея наиболее родственным постмодернистским автором был Рорти с его историцистской концепцией постмодернистского буржуазного либерализма как философского мировоззрения, отвечающего потребностям постмодернистского фрагментированного общества [Gray 1993, p. viii]. Грей исходил из того, что либерализм как претензия на общезначимое рационально универсализированное понимание мира продемонстрировал свою несостоятельность – как сам по себе, так и будучи заимствованным коммунизмом и новыми правыми. Однако в качестве исторической практики либерализм вполне востребован как специфический западный артефакт. Тем самым можно обосновать жизнеспособную «форму постмодернистского индивидуализма, осознающего свои исторические особенности» [Ibid., р. 259].

Поэтому консерватизм оказывается с необходимостью востребованным в такой постмодернистской философии. Именно консерватизм несет в себе осознание локальности и ограниченности нашего индивидуального опыта, обуздывая универсалистские притязания либерализма. Таким образом, значение консерватизма – в «исправлении иллюзии о том, кто мы есть, вернее – кем мы никогда не можем быть:…свободными суверенными субъектами, дистанцированными от всех социальных конвенций и традиционного наследия».

Следует, однако, отметить, что Грей критически относился к «чистому» традиционалистскому консерватизму, так как последний предъявляет к многообразной современной действительности слишком жесткие культурные требования, по сути являющиеся долженствованием, а не ссылкой на историческую традиционную данность [Ibid., р. 262]. И здесь Грею уже нужен либерализм, который позволяет консерватизму стать адекватной философией фрагментарной постсовременности.

Что касается О'Салливана, то он находил в постмодернизме «следы» консервативной мысли, которая существовала задолго до появления постмодернизма. О'Салливан, являясь автором определения консерватизма как философии несовершенства, продвигал идею ограниченного стиля политики [О'Sullivan, 1976, р. 11–12]. Именно поэтому в ситуации всеобщего недовольства универсальной западной гуманистической традицией постмодернизм оказался наиболее подходящей идейной конструкцией для защиты такого стиля [O'Sullivan, 1993, р. 22].

Не случайно О'Салливан концентрирует внимание на деконструкции представлений постмодернизма о собственной (постмодернизма) ценности, называя эту саморепрезентацию философией скромности [Ibid., р. 31–34]. Данная «скромность» включает три компонента: во-первых, децентрализация космоса как бытия, где случайность признается частью естественного течения жизни, во-вторых, отрицание идеи абсолютного знания и, в-третьих, отказ от европоцентризма, провозглашавшего универсальный характер западных ценностей.

Так же, как и Грей, О'Салливан далек от мысли отказаться от ценностей и институтов западного либерализма, он только настаивает на том, что эти ценности и институты не имеют универсального, «фундаменталистского» характера [Ibid., р. 35]. Поэтому в качестве способа объяснения общественных ассоциаций и диссоциаций он выбирает гоббсовскую (а не локковскую) логику общественного развития, которая, по его мнению, наиболее отвечает реалиям постмодернистского плюрализма. При этом О'Салливан вступает в прямую полемику с консервативными критиками постмодернизма, обвиняя их ни много ни мало в антиконсерватизме, так как отстаивая необходимость общих культурных норм в борьбе с релятивизмом, новые правые и радикальные традиционалисты «слишком много требуют от политики», чего истинные консерваторы себе никогда не позволяли [O'Sullivan, 1989, р. 180]. Поэтому современные консерваторы должны почерпнуть новые интеллектуальные силы в «скромной» постмодернистской философии – не столько потому, что данная философия так хороша, сколько из-за того, что данная философия соответствует собственно консервативной интеллектуальной традиции.

Сложности взаимного позиционирования

Таким образом, следует констатировать, что консерватизм может быть истолкован и как антагонист постмодернизма, и как его союзник. Этот парадокс нуждается в более внимательном анализе.

В связи с этим следует подробнее остановиться на позиции Ю. Хабермаса, классифицировавшего постмодернистов как консерваторов. Для такой классификации можно найти достаточно оснований, если абстрагироваться от стереотипа, состоящего в том, что постмодернисты сами ориентировались на левую часть идеологического спектра. Данный стереотип мало что объясняет, если учесть, что постмодернизм отрицал сам традиционный идеологический спектр как порождение дисциплинарного общества.