Книга Дорогая кузина - Ирина Лобановская

— Не знаю… — признался расстроенный Охлынин. — Но только все равно, встретил бы я тебя или нет, я бы разошелся с Тамарой… Просто чуть позже. Время — всего-навсего небольшая отсрочка. Она мало что меняет в жизни.

— Она меняет все! — возразила Ариадна. — Ладно, давай начистоту… У нас сейчас слишком мало времени на лирические отступления. И в жизни на них всегда справедливо отводится минимум. К чему лишние слова и предложения? Они должны звучать лаконично и рационально. Только рацпредложения! Я понравилась тебе, а ты — мне. Это правда. И это главное. Все остальное — по боку и имеет прикладное значение. Мелочи, настоящие пустяки! Для нас. Хотя для остальных, например, для твоей жены и сына, все выглядит совершенно иначе. Но мы все всегда во главу угла ставим свое "я". Это не эгоизм, а нормальное, естественное состояние человека. Если ты не позаботишься о себе сам, кто сделает это за тебя? Я оцениваю людей исключительно по поступкам, совершенным по отношению ко мне. Ведь мой друг вполне может оказаться злейшим врагом кому-то другому, и наоборот: мой враг может быть верным и преданным другом кому-то еще. Это понятно. Значит, будем говорить лишь о нас двоих.

В ней была необычная для женщины логика, способность анализировать и рассуждать, и изрядная доля холодного практицизма. Это и привлекало Вадима, и отпугивало.

Ариадна остановилась, уперлась локтями в парапет набережной и опустила подбородок на скрещенные ладони:

— Красиво здесь? Тебе нравится?

— Да, — искренне обрадовался смене темы Вадим. — Даже очень!

Ариадна пожала плечами, не глядя в его сторону:

— А что здесь может нравиться? В чем красота? С морем не сравнить… Ты снова врешь.

— Да нет, я не вру! — совершенно запутавшись, закричал Охлынин. — Почему ты мне не веришь?!

— Трудно верить человеку, который вдруг, сломя голову, бросился за мной, ничего толком обо мне не узнав, не разобравшись в самом себе, не определившись и ничего не обдумав.

— Ты издеваешься? — пробормотал оскорбленный Вадим. — Это зло. Показываешь свою силу?

Он решил зайти к Величко забрать вещи, немедленно уехать в аэропорт и прокантоваться там сутки до своего завтрашнего вечернего рейса. А может, удастся улететь раньше, обменяв билет…

Ариадна тихо хихикнула. Охлынин взглянул на нее и увидел, что она смеется. Но совсем не злобно, а дружелюбно и даже ласково. Пожалуй, это была первая по-настоящему умная женщина, с которой он столкнулся. Ее непродуманно красивые жесты, свободная, раскованная, но не расхлябанная походка, милый овал лица, крупноватые глаза, слишком тонкие руки, изящная худощавость — все казалось отражением ее ума. Словно именно он создал это тело. Этот ум восхищал. И настораживал одновременно. Вадим догадывался, что умная женщина — всегда проблема, бессознательно создающая вокруг себя чересчур много сложностей.

— Дрянной у меня характер! — призналась она. — Учти на будущее. Папа говорит, что моя основная должность — постоянно выступать занозой. Но насчет злости… Тут ты ошибся. Чего во мне нет, того нет. Мне хотелось в тебе разобраться, выяснить, что ты из себя представляешь, чего стоишь, чего хочешь и добиваешься. Прости, что сделала это неловко и нетактично. Я неуклюжая, составленная из одних острых углов.

— Выяснила? — обиженно пробурчал слегка остывающий и уже пересматривающий свое поспешное решение Вадим.

Ариадна кивнула:

— Ты, наверное, устал и проголодался? Я тоже. Пошли домой. У мамы наверняка готов обед. А потом поговорим еще раз, последний. Я тебя напугала? Я почему-то отпугиваю всех без исключения. И меня часто боятся. Неужели я такая страшная?

Она кокетливо посмотрела на своего спутника, откровенно напрашиваясь на банальный комплимент-опровержение. Но напрасно она на него рассчитывала. Вадим оказался на такое неспособен, провинциальный махровый тугодум. Но именно этот тугодум ей нравился. Ариадна вступила в опасное противоречие с самой собой, едва понимала себя, но настойчиво шла все дальше и дальше, напролом, не желая размышлять о последствиях своих неотвязных желаний.

Дома мать взглянула на нее пристально, выпытывающе, пробуя догадаться, что произошло во время речной прогулки и к какому выводу пришла ее слишком эмансипированная, не в меру решительная и самостоятельная дочь.

Дочь загадочно молчала, но весело улыбалась. Краснодарский гость выглядел смурным и пришибленным.

— Как покатались? — мимоходом осведомилась Маргарита Даниловна.

— Отлично! — пропела дочь. — Вот, надумали пожениться! Вадим переезжает к нам. Прямо на днях. Только прихватит кое-какие мелочи из родного дома.

По обалделому виду молодого человека ошеломленная Маргарита Даниловна без всякого труда определила, что ни о какой женитьбе вопрос во время прогулки не стоял. К нему не приближались даже на далекое расстояние.

— Маргарррита!.. Маргарррита!.. — не вовремя завопила Алена, влетев в комнату и усевшись на плече хозяйки.

— Уймись, крикливая! Тебе давно пора понять, как ты всем здесь надоела! — сурово порекомендовала ей Ариадна и с недоумением и искренней обидой обратилась к Вадиму: — Что ты молчишь на манер выключенного телефона? Вспомни, как полчаса назад вымаливал у меня согласие на наш брак! И я его тебе дала, хотя не все так просто в нашей ситуации.

Гость в замешательстве молчал. Черный взгляд опять передернулся страхом. Маргарита Даниловна засмеялась. Она хорошо знала свою дочь.

— Ну, тогда я вас поздравляю! — сказала она, взяв себя в руки и стараясь не выдать своих подлинных настроений. — Сейчас позову отца и будем отмечать. Мойте руки и садитесь за стол.

Маргарита Даниловна вышла.

— Что с тобой?.. — прошептал Вадим.

— А с тобой? — звонко откликнулась Ариадна. — Чует мое сердце: мне всегда все придется делать и решать за тебя. Ну, ничего, я согласна! У каждой из нас должен быть свой Вася! Личный! У мамы — свой, у меня — свой! Как-нибудь справлюсь.

Она была очень рассудительная девушка, прекрасно понимающая, что всего в жизни добиться нельзя и что в любом положении надо взвешивать и плохое, и хорошее. Все за и против. И выбирать, что тебе милее и дороже. Ее сердце всегда сохраняло полную гармонию с разумом.

— Ты можешь делать со мной все, что захочешь! — пробормотал Вадим.

— Никогда не давай никому таких серьезных прав, — усмехнулась невеста. И вдруг брякнула: — Мне кажется, я тоже тебя люблю… Странно…

13

Солнце рано разбудило Ингу. Оно назойливо пробилось сквозь неплотно и торопливо задернутые вчера шторы и стало испытывать на прочность веки, не желающие открываться. Долго сражаться с солнцем Инга не смогла. Она разлепила глаза и сразу все вспомнила…

Вчера она проснулась девушкой. А сегодня женщиной. Поэтому жить больше не стоило. Зачем? Для чего?! И как она сумеет рассказать обо всем матери?! И что вообще теперь делать?! Инга вновь слепила веки и свернулась в клубок. Она не будет вставать. Будет вот так лежать, пока не умрет от тоски и голода. Да, но ведь это лежание тоже придется как-то объяснить матери! Как?!