Книга Уголок рая - Эмма Дарси

– Ситуация говорит сама за себя. Мне нужны серьезные отношения с тобой, Джина.

– Я дочка обыкновенного фермера.

– Ты – необыкновенная!

– Вдова простого рыбака. С маленьким ребенком. Я не гожусь для тебя.

– Я буду счастлив видеть в Марко своего сына. Он бесподобный ребенок.

– Да! Но он не твой! Ты захочешь иметь собственных детей. – Она сжала кулаки и стала осыпать его ударами. – Но мы не игрушки, которые можно бросить, когда подвернется что-нибудь более привлекательное.

– Я тоже не такой! – взорвался Алекс и перехватил ее запястья. – Джина, почему ты слушаешь не меня, а тех, кто на меня клевещет? Мишель хотела убрать тебя с дороги. Оуэн хочет тобой воспользоваться. А ты им позволяешь разлучать нас! А то, что ты чувствовала со мной? Это разве ничего не значит?

Она скривилась от боли, вглядываясь в его глаза.

– А ты, Алекс, что ты чувствовал со мной?

Алекс сделал глубокий вдох, призывая на помощь всю свою силу убеждения.

– Явление второе. Возлюбленные и отрицательный герой, – громко объявил Оуэн, выходя на веранду и прикрывая за собой дверь.

Джина вырвалась из объятий Алекса. Оуэн криво усмехнулся и подошел ближе.

– Я помню, что обещал не вмешиваться, но мне бы не хотелось, чтобы Алекс совершенно смешал меня с дерьмом. Джина, он сказал тебе, что это я был с Мишель в саду в тот вечер?

Алексу захотелось превратить его лицо в гнилой помидор, но он сдержался. Нельзя отпугнуть Джину!

– В любом случае это Алексу Кингу известно. И наверняка он думает, будто я вступил в сговор с Мишель, чтобы помешать развитию ваших отношений, и предложил тебе работу в каких-нибудь корыстных целях. Но это неправда. Я говорил серьезно, когда поклялся, что буду относиться к тебе как старший брат. Пусть я не отличаюсь примерной нравственностью, но все-таки отлично понимаю, в чем разница между Мишель и тобой. И поверь, я не подстрекал Мишель, когда она решила облить тебя грязью.

– Но вы догадывались, что она это сделает, – произнесла Джина без всякого выражения на лице.

Оуэн кивнул.

– Я был не в силах ее остановить. Мишель думает только о себе.

– Как и вы, Оуэн, – ядовито вставил Алекс.

– А вот тут все не так просто. Еще неделю назад я бы с вами согласился. И вот оказалось, что мне далеко не все равно, когда Джине плохо. И неважно, кто ее обижает: вы или кто-нибудь еще. У нее удивительный голос. Его должны услышать ценители прекрасного. И я могу ей в этом помочь. Так что не распространяйте ваше мнение обо мне лично на мои предложения. Поймите, Алекс: от этого пострадает будущая карьера Джины. А в пении открывается вся ее прекрасная душа. Лишите ее пения – и душа может увянуть.

Такого признания Алекс не ожидал от Оуэна, как не ожидал и той искренности, с которой оно было сделано. Может быть, Джина затронула какую-то струну в душе пианиста? Алекс был вынужден признать, что это вполне возможно.

– И еще одно, – продолжил Оуэн, обращаясь к Алексу. – Мое предложение Джине искренне. И оно принесет ей пользу. А вы можете сказать то же самое о том, что предлагаете ей вы?

Да, он не паясничает. Алекс с трудом свыкался с невероятным фактом: Оуэн играет честно. А тот шутливо отсалютовал Джине.

– Старший брат прощается с тобой. Я позвоню тебе в понедельник. Согласна?

Джина кивнула.

– Спасибо, Питер.

Оуэн вышел. Причем, сам того не зная, оставил в руках Алекса могущественный рычаг, который до сих пор был направлен против Алекса, но которым Алекс может теперь воспользоваться, чтобы открыть путь к сердцу и разуму Джины.

В пении открывается вся ее прекрасная душа.

Это правда.

– «Любовь все меняет» – так ты сегодня пела, – заговорил Алекс. – Ты должна верить в то, что поешь. Тебе придется поверить, что любовь способна все изменить.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Любовь?

Джина молчала; ее мозг не справлялся с вихрем мыслей, которые одолевали ее с той минуты, когда Алекс подарил ей красные розы.

Красные розы – символ любви?

– Что ты говоришь, Алекс? – прошептала она, еще не осмеливаясь верить ему.

– Я говорю, что люблю тебя, Джина Терлицци. И это решительно отменяет все причины, по которым ты якобы не должна быть со мной.

Энергия, исходившая от Алекса, наэлектризовала все ее тело, придала ей решимость излечить все травмы, смести все барьеры.

– Прости, что я… поверила Мишель, – выдохнула Джина, устыдившись силы его чувства.

– А ты прежде всего прости меня за то, что я вообще с ней связался. Это с самого начала было неправильно. – Он нежно погладил ее по щеке и тихо добавил: – Не как с тобой.

Джина глубоко вздохнула.

– А откуда ты знаешь, что теперь у нас с тобой все правильно?

Он не думал ни секунды:

– Я ощутил это в первый же день, когда мы встретились. Я встречал привлекательных женщин, но с тобой все гораздо сильнее и глубже. Ты как будто растворяешься в моей крови и заставляешь ее петь.

Любовь сродни музыке, подумала она: временами могучая и всепоглощающая, временами нежная и сладостная, порой добрая и веселая, а бывает, что и печальная.

– Я одно знаю наверняка: это чувство не сгорит, – сказал он решительно. – Это не эфемерная свечка. Это что-то сущностное, исконное. Оно живет в моей душе. Его можно называть пламенем, дающим жизни. Это ты, Джина, зажгла его во мне. И погаснуть ему я не позволю.

Пламя, дающее жизнь… Вот исчерпывающее определение любви, подумала Джина. Той волшебной искры, что соединяет мужчину и женщину. Музыка лишь отражает это пламя, но никогда не заменит его, если вместо него остается одна лишь холодная зола, как это представлялось ей вчера.

– Я тоже не хочу, чтобы этот огонь погас. Вчера я испугалась пустоты… Когда тебя нет рядом.

– Но я уже с тобой. И всегда буду рядом.

Слезы щипали ее глаза.

– Прости меня. Но Мишель говорила такое… И мне показалось, что она права, раз ты тот, кто ты есть, а я…

– Джина, ты – все, что мне нужно. И никто не посмеет сказать тебе, что это не так. Люди отвлекаются на ерунду, которая не имеет для меня никакого значения. А то, что для меня важно, я разглядеть сумею. Ты подходишь мне, как ни одна другая женщина. Ты поняла?

Она кивнула, не в силах говорить от радости и изумления.

– А что касается твоих планов, связанных с Питером Оуэном…

Джина не дала ему договорить. Ничто постороннее не должно испортить эту минуту. Настала пора облечь в слова свою самую драгоценную мечту.