Книга В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле

— И тебе не стыдно в этом признаться? — воскликнули полицейские хором, причем Пик пропел партию второго голоса, на одну терцию ниже.

Джеппи загадочно улыбнулся.

— Началось с одной кражи, жертвой которой был я, — пояснил он.

Он опрокинул в себя еще один стаканчик.

— Это долгая история, — сказал он.

— Рассказывай.

— Я всегда очень любил, — начал бандит, — купаться в море.

— Почему же тогда, — спросил Пик, — ты стал не пиратом, а разбойником?

Джеппи покачал головой.

— На море меня укачивает, — сказал он. И продолжил: — Однажды утром, когда я был на пляже, мне захотелось искупаться. Так захотелось! Поскольку у меня не хватало денег на кабинку, я разделся за скалой и, надев плавки, сделал сверток из одежды и спрятал его среди водорослей. Я весело плескался уже примерно четверть часа, когда увидел, как один мерзкий тип, завладев моей одеждой, бросился наутек. У меня все внутри похолодело. Дело не только в том, что это были мои единственные вещи; в них лежали несколько лир, на которые мне предстояло жить до конца месяца. Я выбежал на берег и бросился вдогонку, в плавках, за негодяем. Тот, отличаясь необыкновенной скоростью, вскоре оторвался от меня на много узлов. Но я не сдавался. Я ускорил бег и быстро покинул пляж, приблизившись к городу. По дороге я с удивлением заметил, что люди, вместо того чтобы изумляться или возмущаться тем, что я был в плавках, смотрели на меня с симпатией и подбадривающими криками призывали меня ускорить бег. Но, как ни старался, я так больше и не увидел вора, который скрылся за горизонтом с моими вещами. Однако по обе стороны улицы собиралась все более заметная толпа, которая аплодировала, когда я пробегал мимо. А в городе меня ожидало уже людское море, которое приветствовало меня криками и оказывало почести, как победителю. Что же произошло? Я это сразу же понял: как раз в тот день проходили соревнования по бегу, и соревнующиеся стартовали от моря как раз за несколько минут до того, как я добежал до города. На финише судьи, которые увидели, как я подбегаю в плавках, решили, что я победитель. Мне был вручен первый приз, миллион лир и пятьдесят чентезимо, меня с триумфом доставили в главную гостиницу города, где до самого вечера меня восторженно приветствовала толпа, собравшаяся под звуки оркестра и в огнях иллюминации под моими окнами. И когда ночью, в тишине своего номера, я подвел итог дня, оказалось, что, потеряв старую одежду и двадцать лир, я взамен приобрел новый костюм, купленный в тот же день на приз за победу, а также девятьсот девяносто девять тысяч лир и пятьдесят чентезимо.

Джеппи закончил рассказ. Пик встал.

— Ты достаточно наговорился, — сказал он.

Он вытащил из кармана пару наручников и зловеще ими позвякал.

— Мужайтесь! — пробормотал любитель острых ощущений.

Джеппи косо посмотрел на него и ответил:

— Да что меня утешит,

По-вашему, синьоры,

В сей участи позорной,

В такой большой беде?

О, умереть бы мне!

Затем он одарил долгим, полным ненависти взглядом Пика, своего противника, и горько улыбнулся.

— Пик, — сказал он со спокойствием, свойственным сильным, пусть даже и злым, людям, — ты победил.

Дрожь пробежала по груди бандитов.

— Наша смертельная дуэль, что продолжалась десять лет, — продолжал Джеппи, повернувшись к полицейскому, — закончилась. Но в конце последней страницы я сам хочу поставить слово «конец».

И прежде чем кто-либо смог ему помешать, он быстрым движением вытащил свой огромный пистолет и приставил его себе к виску.

Но последний час этого зверя в человеческом облике еще не пробил. В то же мгновение лес огласился жутким шумом, осветившись кровавыми отблесками. Пик упал в обморок; бандиты во главе с Джеппи бросились наутек, а к ним в это время приближались человек двадцать в красивых спортивных костюмах — они несли зажженные факелы и били в старые кастрюли, дырявые сковородки и негодные противни, и визгливыми, невнятными голосами и хлопками создавали шум, висевший в бесконечно черном воздухе.

IX

«Райский уголок», одиноко стоящий дом, воздвигнутый на середине горного склона, пребывал в суматохе. Госпоже Бьянке Марии становилось все хуже. За день до этого она встала, чтобы встретить мужа, который должен был приехать с минуты на минуту, но так и не приехал. Потом, ночью, ей неожиданно стало хуже.

Десять лет она ожидала возвращения неверного мужа и теперь, когда до его приезда оставалось, наверное, всего пару часов, поскольку он должен был выехать несколько дней назад, она, вероятно, устала ждать и, судя по всему, решила умереть.

Уже около года у нее болела грудь. Как всем известно, для лечения таких болезней необходимы море, или озеро, или холмы, или горы. Знаменитый врач предписал ей как раз море, и госпожа Бьянка Мария поехала на Ривьеру. Но, поскольку лучше ей не стало, она показалась другому знаменитому врачу, который прописал ей озеро. Когда она поехала на озеро, ей стало хуже. Тогда еще один знаменитый врач рекомендовал ей холмы. Она отправилась в холмы. Но, поскольку ее состояние оставалось тяжелым, четвертый знаменитый врач прописал ей высокогорье. И несколько дней назад Бьянка Мария приехала в горы. Выше она взобраться не могла. Все выше и выше — ей теперь оставалось ждать еще какого-нибудь знаменитого врача, который велит ей отправиться на небо.

— Приехал? — спрашивала она у Эдельвейс, семнадцатилетней дочери, которая дежурила у ее постели вместе с тетей Джудиттой.

— Скоро, — отвечала тетя, — скоро он приедет.

Это была ложь из жалости. Известий о супруге не имели. Больная не отрывала глаз от двери, как будто ожидала, что вот-вот в нее кто-нибудь войдет.

— Нужно вызвать врача, — сказала тетя Джудитта, — непременно.

Эдельвейс побежала будить Гастона д’Аланкура.

— Скорее, — сказала она ему, — сбегайте за доктором.

Гастон д’Аланкур был старый и верный слуга.

— Синьорина, — сказал он, — я-то схожу, но вы знаете, что селение далеко, а сейчас два часа ночи.

Эдельвейс набросила на плечи накидку и уже несколько мгновений спустя бежала что было мочи по тропинке.

Какая ужасная ночь! После двух недель ясной погоды начал падать ледяной и колючий снег, который, вихрясь, хлестал девушку по лицу. Вокруг была непроглядная тьма. У подножья горы расположились четыре деревушки. Эдельвейс направилась к ближайшей.

Баттиста, убежав от бандитов, стремглав несся с сумочкой Сусанны.

— Потише, — говорил дон Танкреди, обнаруживший свое присутствие, — потише, а то сломаем себе шею.

Поскользнувшись раз шестьсот, Баттиста подпрыгнул от радости: он увидел латунную табличку, на которой была написана фамилия — фамилия врача. Добавим, что табличка была прибита на двери, а дверь принадлежала изящному домику. Беглец уже собирался позвонить и попросить убежища, но дон Танкреди его удержал.