Книга Красная капелла. Суперсеть ГРУ-НКВД в тылу III рейха - Жиль Перро

Арестован Венцель, Большой шеф предупреждает Центр. Ответ: «Вы ошибаетесь. Венцель продолжает передавать донесения и присылает нам великолепный материал».

Арестован голландец Винтеринк. Центр — Трепперу: «Вы с ума сошли. Он по сей день передает такую же ценную информацию, как и до мнимого ареста. Сохраняйте хладнокровие!»

Если Большой шеф еще и не сошел с ума, то чувствует, что близок к этому. Из ночи в ночь он ломает голову над загадкой немыслимых радиограмм из Москвы, старается отмести ужасное подозрение: в Центре есть один или несколько завербованных немцами предателей, их задача — подорвать работу разведки изнутри. Но тогда кому же верить и на кого надеяться? Если даже в самом Центре — враги, не все ли потеряно? Другое предположение: Директор, может быть, думает, что он, Треппер, попал в ловушку, расставленную Фортнером на улице Атребат. В конце концов, из Москвы уловка, благодаря которой он сумел избежать ареста, могла показаться слишком удачной, чтобы не вызвать подозрений. Если Директор считает, что Треппер находится в руках гестапо, тогда, конечно, все, что Центр получает от него, априори воспринимается как ложь. Но зачем же так открыто заявлять об этом? Почему не притвориться, что Центр попался на удочку гестапо хотя бы для того, чтобы выяснить намерения немцев? И кроме того, если Большой шеф пал так низко, что стал работать на гестапо, то, очевидно, он-то и выдал Ефремова, Венцеля и Винтеринка. Гипотеза не выдерживает критики. Ни одно из предположений, родившихся в изобретательном мозгу Большого шефа, не позволяет логически объяснить поведение Центра.

Одно несомненно: Москву ввела в заблуждение исключительная важность сведений, переданных перебежчиками. Треппер разгадал механизм функшпиля, понял, в чем состоит главная трудность операции: для ведения игры надо получить от властей разрешение передавать врагу достаточное количество подлинной информации, чтобы он поверил ложной. Те, кто обрабатывает Ефремова, Венцеля и Винтеринка, очевидно, получили такое разрешение: Москва по-прежнему довольна их работой. Хотя сведения, переданные этими тремя людьми до их ареста, были как удары ножом в спину вермахта. Цель функшпиля должна быть действительно из ряда вон выходящей, поистине грандиозной, чтобы немцы согласились «обеспечивать» его такой ценой. Большой шеф, без сомнения, гордится тем, что совершил, но ему кажется невероятным, чтобы мастера функшпиля стали затевать такую крупную игру только для того, чтобы покончить с сетью. Даже если это и было их единственной целью (люди, связанные с разведкой, понимают, какую важную роль она играет), им никак не удалось бы убедить профанов из вермахта, что игра стоит свеч.

Значит, за функшпилем скрывается что-то еще — но что?

Конец берлинцев

Это кажется неправдоподобным. Такое невероятное стечение обстоятельств, ускоривших провал берлинской сети, пожалуй, не пришло бы в голову даже романисту. Конец этой организации, видимо, был предопределен характером ее деятельности, фантастичным и запутанным.

С 14 июля гестапо идет по следу, обнаруженному Клудовом. Установлено, кто возглавляет сеть: офицер люфтваффе Харро Шульце-Бойзен; старший советник министерства экономики Аренд Харнак; известный писатель, автор пьесы «Тиль Уленшпигель», директор киностудии «Прага-филмз» Адам Кукхофф. Шульце-Бойзен и Харнак — люди солидные, известные в берлинском высшем обществе и поддерживающие дружеские отношения с высокопоставленными деятелями нацистского режима. Теперь ясно, каким образом самые сокровенные тайны рейха становились известны в Москве. Два гестаповских следователя, Панцингер и Коппков, берутся за дело. По сравнению с Гирингом они занимают более высокое положение, поскольку находятся в непосредственном подчинении у могущественного гестапо-Мюллера; оба — опытные специалисты по антикоммунистической борьбе. Это они ликвидировали подпольную немецкую компартию, отправили на казнь или в концентрационные лагеря ее членов, внедрили осведомителей в специально сохраненные на местах ячейки разгромленной организации, чтобы не допустить ее возможного возрождения. К их великому удивлению, с сетью «Красной капеллы» — этого пугала! — оказалось легче расправиться, чем с группой коммунистов из берлинского предместья. Разделения на изолированные группы не существовало; встречи назначались по телефону; телеграммы отсылались по почте; рядового коммуниста было труднее выследить, нежели этих супершпионов! И поскольку «черный список» пополнялся гестапо ежедневно, Панцингер и Коппков не собирались устраивать преждевременную облаву. В расставленную ловушку, как сладкий, но прогнивший плод в корзину, должна попасть вся группа целиком.

В субботу 29 августа в служебных помещениях функабвера — большая суета. Клудов и его молодые помощники перебираются на верхний этаж в более просторные комнаты. Переезжали, наверное, по-настоящему весело, по-студенчески. Но после того, как все разместились, Клудов вновь становится строгим начальником. Он объявляет, что на следующий день, 30 августа, в воскресенье, придется поработать, чтобы наверстать потерянное в субботу время. Подчиненные огорчены. За исключением, пожалуй, Хорста Хайльмана. Это дисциплинированный офицер, убежденный нацист, самый усердный работник в группе. Но он договорился с друзьями совершить в воскресенье прогулку на яхте по Ванзе, и ему нужно предупредить их о возникшем затруднении. Он берет трубку телефона, только что установленного в кабинете Клудова, и называет какой-то берлинский номер. Служанка отвечает: хозяев нет дома. Хорст просит передать, чтобы ему перезвонили как можно скорее. И поскольку его собственный аппарат в новом кабинете еще не подключен, называет номер Клудова.

В этот день в Берлине просто великолепная погода. Забыв о войне и не подозревая, что наступил ее поворотный момент, берлинцы, как в былое мирное время, отдыхают в лесах, окружающих столицу. Среди отдыхающих, разумеется, много женщин, детей и стариков, но также и получивших броню специалистов, офицеров берлинских штабов, выздоравливающих после ранения и находящихся в отпуске военнослужащих, которым кажется, что это сон наяву…

На Ванзе, рае для любителей парусного спорта, не так много лодок, как до войны; тем большее удовольствие получают яхтсмены. На теплых досках разлеглись загорающие, плещут волны, ударяясь о корму, тихо наигрывают гитары и губные гармоники, кто- то поет, и песню подхватывают то на одной, то на другой лодке; солнце, вода, мир — счастье.

«Но внимательный наблюдатель заметил бы…» — написал бы здесь Бальзак.

…что экипажи охотно перебираются с одной яхты на другую, и явно не ради развлечения; что у переносных печек, на которых женщины варят картошку, собравшиеся о чем-то оживленно шушукаются; что многие лодки одна за другой подплывают к катеру, которым управляет белокурый парень с властным выражением лица, — так в давно прошедшие времена парусные суда приближались к флагманскому кораблю, чтобы получить приказ…

Профессиональные разведчики, мастера конспирации, знающие, что такое тень и тайна, закройте лица серыми плащами: эти прогулки по озеру — лишь повод для проведения пленарного заседания, организованного Шульце-Бойзеном, рулевым флагманского корабля. Он собрал на Ванзе тридцать человек — членов своей сети.