Книга Взрослые игрушки - Лидия Раевская

— Юля… — Я уже шмыгала носом. — Я боюсь! Сегодня страшная ночь, а у меня ещё клаустрофобия… У-у-у-у-у-у…

— Не вой! — Юлька взяла на себя обязанности главнокомандующего. — Щас вызовем этих, как их… Спасателей.

И уверенно ткнула пальцем в кнопку с надписью «Вызов».

— Кхе, кхе… Пыш-пыш-бу-бу-бу, Иванова. — Неразборчиво донеслось из динамика. — Бу-бу-бу шшшшшшшш какого хуя?

— Иванова! — Заорала Юлька. — Иванова, мы застряли в лифте! У Лидки эпидерсия и Хеллоуин, а я в туалет хочу! Спаси нас, Иванова!

— Клаустробофия у меня, дура.

— Похуй. Я такое не выговорю всё равно. Ты слышишь нас, Иванова?

— Бу-бу-бу, ждите. — Чота сказала Иванова, и отключилась.

— Не ссы, Лидос. Скоро приедет Иванова, и нас спасут. А потом мы обязательно пойдём, и напугаем Ковалёвых.

Юлька опустилась рядом со мной на корточки. — Ты только потерпи, потерпи, родная. Не умирай! Дыши, дыши, Лидка!

— Отстань, дубина. — Я отпихнула Юлькины руки, которыми она вознамерилась надавить мне на грудную клетку. — Я не умираю, и я дышу. Только тут воздуха мало, поэтому не вздумай пёрднуть.

— Жива! — Возрадовалась подруга, и предложила: — Давай, может, споём?

— А подмога не пришла-а-а-а, подкрепленье не прислали… — Обречённо начала я.

— Нас осталось только два-а-а-а, нас с тобою наебали… — Подхватила Юлька, и дальше наши голоса уже слились в неровный хор:

— Иванова долбаёб, и с патронами напряжна-а-а-а, но мы держым рубежи, мы сражаемся отважна-а-а-а…

*Прошёл час*

— Ковыляй потихонечку, а меня ты забу-у-удь…

— Заживут твои ноженьки, проживёш как-нибудь!

— Труля-ля, труляля-ляля…

— Иванова — пизда!

*Прошло ещё полчаса*

— Голуби своркуют радостно…

— И запахнет воздух сладостно…

— Домой, домой, пора домой!

— Юля, я умираю…

— Нас спасут, я верю!

— Про нас забыли… Ивановой никакой нет. С нами разговаривал бес.

— Я верю, что Иванова существует! И нас скоро спасут!

— Спасатели Малибу?

— Не, им далеко ехать. Скорее Чип и Дэйл.

— Я поцелую их в жопу.

— А я им отдамся.

— Домой, домой, пора домой!

*Прошло ещё двадцать минут*

— Кто тут, блять, на лифте по ночной Москве катается?!

Голос со стороны свободы пролился нам в уши сладостным нектаром.

— Это мы! Дяденька, вытащите нас!

— Пятьсот рублей за ночной вызов.

— Согласны!

— Сколько вас там?

— Двое!

— Тогда с каждой по пятьсот.

— Пошёлнахуй! Пятьсот, и хватит. Щас Ивановой позвоним. — Ершова была категорична.

На свободе что-то зашуршало, и стало тихо.

— Дядя, вы тут? — Я заволновалась.

Тишина.

— Дядь, мы пошутили! — Ершова кинулась на закрытую дверь. — По пятьсот с каждой!

Тишина.

— Довыёбывалась, жлобина? — Я нацелилась когтями в Юлькину опухшую рожу. — Пятихатку пожалела? Теперь из-за тебя…

Тут кабина лифта сильно дёрнулась, и поплыла куда-то вверх.

— Мы молчали, боясь спугнуть своё счастье.

— На какой этаж ехали? — Заорал кто-то над головой.

— На седьмой! — Заорала в ответ Юлька. — На седьмой, дяденька!

— Щас спущусь за деньгами. Ждите.

Кабина остановилась, но двери не открылись.

— Придёт, как думаешь? — Я заволновалась.

— А то ж.

Ещё через минуту за дверями послышалось шуршание, и створки разъехались, показав нам усатое и пьяное лицо спасителя.

— Дядя! — Крикнула Ершова, и распростёрла объятия. — Дай же нам тебя обнять!

— И поцеловать! — Я подняла с пола лыжную палку¸ и шагнула на свободу.

— Блять! — Вдруг заорал спаситель, и кинулся вниз по лестнице. — Черти! Ёбаный понос!

— Чо это он? — Юлька перегнулась через перила, и посмотрела вниз. — Живот прихватило, что ли?

— Дура, — я заржала, — это он нас с тобой испугался! Сама подумай: открывается дверь, и на тебя вываливается чёрное уёбище с хвостом и рогами, а за ним…

— Второе уёбище. Без сисек и на кривых ногах. — Ершова явно обиделась. — Жалко дядьку. А с другой стороны, пятихатку сэкономили. Ну чо, домой?

— А куда ещё. Только пешком.

Спустившись на четвёртый этаж, мы с Юлькой, не сговариваясь, позвонили в квартиру Ковалёвых, и молча ждали реакции. Без вопроса «кто там?» дверь открылась через минуту.

— Ты дрочер, Рома. — Сурово сказала Юлька, и стукнула по полу лыжной палкой. — Хуй тебе, а не Царствие Небесное. Сдохни, гнида.

— Продавай квартиру, сука бородатая, а деньги отдай в церковь. Иначе не будет тебе прощения. — Я ковырнула засохший кетчуп на шее. — И прекрати ебаться без гондонов. Твоя Вика не спермоприёмник.

Рома коротко всхлипнул, и захлопнул дверь.

— Чота хуёво мы как-то им отомстили… — Ершова поставила лыжную палку на место, и плюнула Ковалёвым в дверной глазок.

— В самый раз. — Я открыла свою дверь, и впустила беса в квартиру. — А мог вообще подохнуть. И тогда менты, кило героина, и…

— Четыре трупа-а-а возле та-а-нка… — Нараспев продолжила список ништяков Юлька.

— И зона с лесбиянками-и-и-и…

…Дверь за нами закрылась, и в доме номер девять ненадолго воцарились тишина и спокойствие.

Глава пятнадцатая

Телефонный звонок в три часа ночи, оборвал мой эротический сон, в котором молодой и волосатый Брюс Уиллис разводил меня на анальный секс, и почти уговорил.

В темноте я нащупала на полу телефон, и выдохнула в трубку:

— Чтоб ты сдох.

— Через пять минут. — Скорбно пообещал мне Юлькин голос, и добавил:

— Не ори на подругу свою бедную, у меня несчастье и мировая скорбь как следствие.

Свободной рукой я нашарила на стене выключатель, и включила ночник. Его неяркий свет осветил мою спальню, мои же покусанные комарами ноги, и обнаружил полное отсутствие Брюса Уиллиса. Молодого и волосатого. Стало грустно и одиноко.

— Ершова, — прошипела я в трубку, — если твоё несчастье — это очередная жалоба, что твой нежный супруг Толясик снова лёг спать не помыв свои кустистые подмышки — ты получишь пизды. Прям завтра по утру. Вернее, уже через несколько часов.