Книга Иду на "ты" - Дмитрий Романтовский

Илья тяжело вздохнул, выразительно постучал согнутым указательным пальцем по виску и, оставив друзей в недоумении, поплелся по жаре к лагерю.

* * *

В скуратовских подвалах Муромец, как всегда, заблудился, так что в кабинет Малюты вошел сильно раздраженным.

– Садитесь, товарищ Муромский,– хмуро пригласил начальник отдела контрразведки, небрежно кивая на прикрученный к полу табурет со спинкой.

Илья грузно рухнул на предложенный стул, тут же закинул ногу за ногу и зевнул, вызывающе скучая.

Малюта привычно включил черную эбонитовую лампу и с тайной надеждой аккуратно направил ее в глаза богатыря. Из богатого арсенала своих предшественников и последователей прием с лампой был единственным, который Скуратов осваивал несколько лет подряд, неизменно восхищаясь его простотой и действенностью. К сожалению, коллеги его этих взглядов не разделяли, что в очередной раз продемонстрировал Илья.

Муромец неспешно поднялся, аккуратно вырвал железный табурет из каменного пола и, стараясь не греметь, переставил его в сторону. В прошлый раз ту же процедуру он проделал со столом Малюты.

Скуратов недовольно пожевал губами, хмыкнул и направил свет лампы на зеленое сукно. Затем он достал из ящика картонную папку и небрежно кинул ее на стол. Потом медленно нацепил очки, опять пожевал губами, снова тяжело вздохнул и открыл дело.

– Муромский Илья Тимофеевич,– скороговоркой забормотал он.– Национальность: славянин, русский… не был… был… посещал неоднократно… не был. Так, вот это поинтереснее будет. Отбывал двухнедельное наказание за демонстративное сшибание маковок церквей и боярских теремов в городе Киеве в девятьсот восемьдесят девятом году в княжение Владимира Красно Солнышко. Совместно с княжеским дядей Добрыней и поповским сыном Алексеем подбивал местную голытьбу начистить рыло княжескому советнику за повышение цен на брагу и проезд на общественных клячах. Рыло начистил. Реабилитирован и выпущен в чисто поле в связи с нашествием печенегов искупить вину кровью. Подтверждаете?

– Что приказано, то и сделано,– лениво согласился Илья, безмятежно разглядывая потолок.– Искупил кровушкой.

– Насчет советника приказа не было,– ехидно заметил Малюта.

– Полезная инициатива завсегда наказуема,– отпарировал Илья.– Дык и не сказано было, чьей кровушкой искупать… Чай, зажила морда-то? Не зря ж он ее отъедал на костях крестьянских. Печенеги тож не жаловались.

– Ладно, проехали,– вновь уперся взглядом в дело Скуратов.– Не был… был… не был… был… Находясь в долгосрочной командировке, состоял в КПСС, вероисповедание – культ Перуна.

– Брехня,– зевнул Илья.– С Крещения Руси – православный, вот те крест.

Скуратов согласно кивнул, аккуратно внес в документы необходимые поправки и продолжил:

– В порочащих его связях замечен не был.

– Брехня,– лениво повторил Илья, но тут же оживился: – Забыл, что ли, козел старый, как мы с тобой в Париже в тысяча девятьсот двенадцатом отрывались? А с теми гетерочками в Риме? Помнишь рыженькую твою? Во стерва-то была, не приведи господи!

Малюта отложил перо в сторону, наморщил лоб и чему-то задумчиво улыбнулся. Потом в очередной раз тяжело вздохнул, взял перо, но правок вносить не стал – очевидно, по его понятиям подобные связи порочащими не были.

– Продолжим,– сухим скрипучим голосом вернулся к делу Малюта.– Не был… был… не был… был… Семейное положение: вдовец. Сын: Сокольник Ильич Муромский-Печенежский, находится в оперативном розыске службы собственной безопасности.

Малюта вопросительно глянул на Илью, но тот отрицательно мотнул головой, и Скуратов в который уже раз вздохнул.

В глазах контрразведчика мелькнуло непривычное для него выражение соболезнования. Последние двадцать три года Илья с Алешей и Добрыней каждый отпуск, украдкой от командования, неутомимо искал своего сына, в младенчестве угнанного печенегами. Единственным результатом его негласных поисков было полное уничтожение печенегов в двадцати трех близлежащих реальностях.

Скуратов по долгу службы неоднократно и вполне официально намекал Илье, что тотальное истребление поголовья несчастных кочевников рано или поздно обратит на себя внимание Главка или местных историков со всеми вытекающими оргвыводами. Но намекал тщетно.

Более того, с целью неформального контроля Малюта трижды лично сопровождал Илью в его поисках по трем реальностям. По странному совпадению, именно в них – пятой, десятой и двадцатой – истребление печенегов шло особенно интенсивно.

Скуратов между тем продолжил:

– Выезды за границу – неоднократно. Правительственных наград не имеет. За выдающиеся заслуги в охране государственной границы пяти реальностей удостоен высокого звания святого. Первоначально по ходатайству и в пределах юрисдикции князя Александра Невского, далее – в пределах юрисдикции Патриарха православной церкви смежных реальностей. Покровитель местных пограничников. Так?

Илья пожал плечами:

– По охране шести реальностей, Малютушка, шести. Недочет у тебя.

Скуратов усмехнулся и, сделав поправку, толкнул дело Илье:

– С вышеприведенными данными согласен, с моих слов записано верно, Родину-мать люблю, ответственность несу. Дата. Подпись.

Муромец обмакнул протянутое ему гусиное перо в чернильницу, сделанную из желтого черепа какого-то печенега, и аккуратно поставил в углу жирный крестик.

– Свободны, товарищ Муромский.– Малюта сунул дело в стол, выключил лампу, оставив одно лишь верхнее освещение, и уставился на Муромца своими выпученными водянистыми глазами.

– Брехня.– Илья даже не шевельнулся.– Ты меня не за этими писульками вызывал.

Скуратов молча пожевал губами и словно нехотя выдавил:

– Что говорят об аресте Задова?

– Брехня,– привычно ответил Илья.

– Других слов, что ли, не знаешь? – недовольно поинтересовался Малюта, поворачиваясь на стуле и доставая тоненькую пластиковую папочку из мощного сейфа. К папке была приклеена тоненькая полоска бумаги, на которой аккуратным почерком было выведено: «Операция „Резидент почти не виден“.

– На, читай, заступник.

Писать Илья принципиально не писал или просто умело скрывал свои способности, но чтение полагал делом нелишним. Пересев на диван, он устроился поудобнее, с интересом раскрыл папочку и, постепенно мрачнея, углубился в ее содержимое.

Скуратов тем временем, стараясь не стукнуть засовом, прикрыл дверь изнутри и вытащил из сейфа бутылочку «Столичной» и банку малосольных огурчиков. Разговор предстоял долгий.

– Феликс Эдмундович, вам налить? – повысил голос Малюта.

В боковой стене кабинета приоткрылась дверь, и в клубах табачного дыма показалась голова Дзержинского:

– Увольте, батенька. Дел много. Реальность в опасности. А-а, Илья Тимофеевич. Мое почтение.