Книга Дикая слива - Лора Бекитт

Очень скоро мальчик понял, как сильно он должен быть благодарен мужчине, который его накормил, и не только из-за того, что тот дал ему еду. Дабы самому отправить пищу в рот, ему бы потребовались неимоверные усилия.

На рассвете Юна и других людей в кангах в самом деле повели на улицу. Он долго не мог встать, и его подняли пинками. Шествие проходило в безмолвии. Были слышны лишь тяжелые вздохи заключенных, прерывистое дыхание стражников, шорох сандалий по камням мостовой да ранний перезвон цикад в зарослях придорожного кустарника. Их приковали к каменному столбу у главного входа в храм Чэн-хуана, божества городских стен. Некоторые узники носили колодки по двое, так что Юн решил, что ему еще повезло. Он сполз на землю, прислонился к столбу и закрыл глаза.

Он представил Сячжи весной: аромат цветущих деревьев, нежный шепот листвы, причудливо разметавшиеся по высокому небу облака. Подумал о родителях и сестрах. Представил нежный вкус рисовых лепешек, которые готовила мать.

Мимо проходили люди. Кто-то в самом деле ругался и плевал в лица преступников, другие молча бросали монеты в чашку, которую стражники поставили возле столба.

Когда взошло солнце, мальчик с удовольствием подставил лицо под его теплые, ласкающие лучи. Однако вскоре оно набрало высоту, и на Юна обрушился водопад зноя и света.

Мальчик корчился в муках: ни клочка ткани, чтобы прикрыть голову, ни глотка воды! Если он умрет прямо здесь, никому не будет до этого дела!

Когда после полудня за ним, и другими осужденными пришли охранники, он был едва жив. Их отвязали и, ударив несколько раз для порядка, повели обратно в тюрьму. Те деньги, что прохожие накидали в чашку, стражники забрали себе.

Юн понял, что если такое будет продолжаться каждый день, то он вскоре сойдет с ума. Впрочем, в тюрьме, куда он вернулся, было не лучше: тошнотворная вонь испражнений и пота, насекомые, кишащие в воздухе и в соломе. А еще жестокие непредсказуемые ссоры, проклятия и стоны, слепая ненависть и глухое отчаяние.

Поскольку Юн был самым младшим, его не трогали. Мужчина, давший ему напиться в первый день, продолжал заботиться о нем. Его звали Лю Бан, и к нему тоже не смели цепляться, больше того — стоило ему подать голос, как все замолкали. Юну казалось, что обитатели камеры боятся его не меньше, чем тюремщиков.

Именно он спросил мальчика:

— Откуда ты, парень?

— Из селения Сячжи, что в двух днях пути от Кантона.

— Почему ты ушел оттуда?

Юн нахмурился.

— Надоела такая жизнь…

Он дал самый правдивый ответ, какой только мог дать. Сколько ни выращивай рис, его не хватит на семью, как ни выбивайся из сил, все равно будешь нищим. Останься он в Сячжи, до конца дней проблуждал бы в тумане, да так ничего бы и не нашел.

— Чего ты хочешь? Найти работу, научиться какому-нибудь ремеслу?

Мальчик задумался. Прежде его никто никогда не спрашивал, что он желает получить от судьбы. Беднякам не задают таких вопросов, бедняки довольствуются тем, что у них есть.

Вспомнив о том, что ему довелось увидеть на улицах Кантона, Юн неожиданно произнес:

— Не хочу работать от зари до темна, как в деревне, да еще отдавать поклоны каждому маньчжуру! Нет, это не по мне.

Лю Бан восхищенно присвистнул.

— А ты парень с головой! И неважно, что эта голова торчит из канги! Знаешь, — прошептал он, — завтра я собираюсь покинуть это место. Хочешь, заберу тебя с собой? Нам пригодится ловкий и храбрый парнишка.

— Разве отсюда можно выйти?

— За деньги в Поднебесной можно купить любое чудо. Видишь бадьи с нечистотами? В одной из них на волю вынесут меня, а в другой — тебя. Правда, придется доплатить, ну ничего — отработаешь.

— Нам придется залезть прямо в…

Лю Бан расхохотался.

— Нет, хотя, чую, ты готов и на это! Они будут пустыми.

— А как же колодки?

— Потом распилим или собьем замок.

И тут Юн задал вопрос, который надо было задать в самом начале:

— Кто вы?

Собеседник хитро прищурился.

— Я из тех, кто помогает богатым людям расстаться со своим имуществом.

Юн понял. Лю Бан был тем, кого называли словом «туфэй», преступником, грабителем.

— Как вы сюда попали?

— По доносу одного негодяя. Но у судьи нет доказательств. Зато у меня есть люди, всегда готовые служить верой и правдой. Надеюсь, ты станешь одним из них.

Юн решил, что ему несказанно повезло. Интересно, есть ли у Лю Бана сыновья? Вот какого отца он хотел бы иметь! Бао только и делал, что жаловался, а в порыве отчаяния бил тех, кто слабее. Его уделом была покорность и бессильная злоба. Этот же человек уважал тех, кто хотя и слаб, но храбр, он знал, как позаботиться о других и как их обнадежить. Благодаря Лю Бану из тупой и презираемой деревенщины он превратится в бесстрашного и гордого туфэя!

Все произошло так, как было обещано: поздно вечером, тюремщики взяли бадьи с нечистотами, опорожнили их, принесли обратно и вынесли снова. В одной сидел Лю Бан, в другой — Юн.

Ему пришлось согнуться в три погибели, вдобавок он задыхался от невыносимого запаха. Но свобода того стоила. Он согласился бы заплатить и гораздо больше.

Их встретили какие-то люди и отвели под мост. Вода казалась маслянистой, нечистой, пахло речной тиной, вдали виднелись неподвижные силуэты лодок.

— Освободите его! — приказал Лю Бан, кивнув на Юна.

Один из мужчин вынул молоток, и вскоре мальчик получил свободу от ненавистной канги. Это было так здорово, что ему захотелось вертеться на месте и кричать во все горло.

Незнакомцы не двигались и молчали. Они разглядывали его, а он их. Они выглядели как обычные бродяги, оборванные, неряшливые. У кого-то на голове была шляпа с торчащей из нее соломой, другие попросту обмотали лоб тряпкой.

— Кто этот парнишка? — наконец спросил кто-то.

— Он будет вместо Гао, — чуть помолчав, ответил Лю Бан.

В его голосе были и горечь, и твердость. Юн не знал, можно ли задавать этот вопрос, но все же решился:

— Кто такой Гао?

— Его больше нет. Он погиб. Он был моим сыном.

Хорошо одетый мужчина лет тридцати с жадным любопытством разглядывал сидящую перед ним девочку. Ее хрупкие нежные косточки были обтянуты шелковистой кожей. Когда она поводила тонкими плечикам, казалось, будто она не решается расправить легкие, как воздух, крылья. Она выглядела удивительно хрупкой, ненастоящей — было удивительно, что ее грудь вздымается от дыхания, а глаза отражают свет.

Полупрозрачные шелковые одежды красавицы струились до самого пола, словно потоки дождя, ее облик порождал мысли о призрачных облаках, витавших над пиками далеких гор. Все в ней было непостоянным, как весенний ветер, невесомым, словно луковая шелуха.