Книга Убийство в Орсивале - Эмиль Габорио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и накануне, был превосходный день, и на каждом шагу ему встречались группы женщин и молодых людей. Все они казались счастливыми и довольными, и эта радость представлялась Гектору насмешкой над его несчастьем. Разве он не был самым несчастным на свете?
Ему хотелось пить, его мучила ужасная, невыносимая жажда. Подойдя к Севрскому мосту, он сошел с дороги, по крутому берегу добрался до самой Сены, нагнулся, сложил ладони, набрал ими воды и напился.
Непобедимая усталость овладела всем его телом. Невдалеке росла трава, он сел на нее, но вскоре ослабел и повалился плашмя. Им овладело отчаяние, и самая смерть казалась теперь избавлением. Он почти с радостью мечтал о том, чтобы перестать мыслить и больше уже не страдать.
В нескольких метрах выше по течению виднелись открытые окна одного из Севрских ресторанов. Из них было видно все, но это его не беспокоило. Его не беспокоило более ничего.
— Не все ли равно, — сказал он себе, — здесь или в другом месте?
Граф стал уже заряжать пистолет, когда услышал, что его кто-то звал:
— Гектор! Гектор!..
В один миг он вскочил на ноги, спрятал оружие и стал искать глазами того, кто назвал его по имени.
На откосе, всего в пяти шагах от него, он увидел человека, бежавшего к нему с распростертыми объятиями.
Гектор узнал его. Это был его старый товарищ по университету.
— Соврези! — воскликнул он в удивлении.
— Я самый, — ответил молодой человек, запыхавшийся и весь красный. — Вот уже две минуты как я наблюдаю за тобой. Что ты здесь делаешь?
— Я… ничего, — в смущении ответил Гектор.
— Вздор! — возразил Соврези. — Значит, это правда, что говорили мне у тебя сегодня утром? Я ведь был у тебя сегодня.
— А что тебе сказали?
— Что вовсе не знают, куда ты скрылся, что еще накануне ты бросил свою любовницу, объявив ей, что намерен пустить себе пулю в лоб. О твоей смерти уже подробно сообщается в одной газете.
Эта новость произвела на графа Тремореля ужасное впечатление.
— Значит, ты теперь понимаешь, — сказал он трагическим голосом, — что застрелиться мне необходимо.
— Почему?
— Скажут, что я трус…
— Это ерунда. Почему ты хочешь застрелиться?
Гектор подумал. У него появилась надежда остаться в живых.
— Я разорен, — ответил он печально.
— Так позволь тебе заметить, что ты идиот! Разорен!.. Это несчастье, но в наши годы деньги можно нажить снова. Не говоря уже о том, что ты не так уж беден, как говоришь, ведь у меня сто тысяч ливров годового дохода!
— Сто тысяч ливров?..
Треморелю было известно, что его друг богат, но не настолько, чтобы иметь сто тысяч дохода. И быть может, из зависти он сказал ему:
— Эка невидаль! У меня было больше, а теперь мне не на что даже поесть.
— Несчастный! Больше ты мне этого не скажешь! Пойдем же, пойдем скорее!
И он потащил его к ресторану.
Упираясь, Треморель поплелся нехотя за своим другом, который явился, чтобы спасти ему жизнь. Он понимал, что очутился в очень смешном положении. Человек, решившийся застрелиться, когда его окликают, должен спустить курок, а отнюдь не прятать свое оружие в карман. Но среди всех его друзей нашелся один, который любил его настолько, что ничего в этом смешного не видел. И это был Соврези.
Но, попав в отдельный кабинет и усевшись за обильно сервированный стол, Гектор уже был не в состоянии сопротивляться дальше. В этот час им овладела сентиментальность, которая всегда следует за спасением от грозившей опасности. И он обо всем рассказал Соврези, абсолютно обо всем: о своей агонии в гостинице, о своих мучениях в ссудной кассе…
— Ах, — сказал он, — ты меня спас, ты мой друг, мой единственный друг, мой брат!..
И они оставались в ресторане еще более двух часов и все это время провели в разговорах.
— Ну-с, — сказал Соврези, — обсудим теперь наше положение. Ты хочешь скрыться куда-нибудь на несколько дней — я вполне понимаю это. Черт возьми! Я повезу тебя в Вальфелю. Ты знаешь, я ведь женат? Ах, мой друг, нет человека счастливее меня. Я женился на самой лучшей женщине на свете. Ты будешь нам вместо брата… Но пойдем, моя карета дожидается нас у входа.
Отец Планта остановился. Пока он читал, его слушатели не обмолвились ни одним словом и не шелохнулись. Весь поглощенный чтением, Лекок размышлял.
Он спрашивал себя, откуда могли быть добыты все эти мельчайшие подробности? Кто составлял эту ужасную биографию Тремореля?
И, бросив взгляд на дело, он увидел, что все его листы были написаны разным почерком.
Старый судья продолжал:
— Сделавшись женой Соврези благодаря неожиданному стечению обстоятельств, Берта Лешалью не любила своего мужа. Эта дочь бедного сельского учителя не была довольна своим положением. Владелица громадных поместий, окруженная всем, что только может дать жизнь, по своей прихоти располагавшая значительным состоянием, любимая, обожаемая, она считала свою жизнь достойной сожаления. Эта жизнь была не той, которую она себе в мечтах рисовала. Она была рождена для радостей более живых, более суровых. Она жаждала движений души и неизведанных ей чувств, желала неизвестного будущего, непредвиденного, борьбы страстей, приключений и много чего другого.
Соврези произвел на нее неприятное впечатление с первого же взгляда, и ее тайное отвращение к нему увеличивалось с каждым днем, по мере того как она все более и более завоевывала над ним власть. Он был для нее обыкновенным, простым, смешным. Если он говорил, она его не слушала, уже давно решив, что он все равно ничего умного сказать не может. Она упрекала его, что он не знает жизни. И он приехал с ней в Париж и пробовал там поучиться той жизни, которую вел его друг Треморель. Но не прошло и полугода, как эта жизнь ему опротивела, и он снова возвратился в свой Вальфелю. Для чего же тогда нужны были ее красота, ум, молодость, кокетство, способное вскружить голову любому мужчине?
Между тем все без устали повторяли, что она счастливейшая из женщин. Счастливая! А были дни, когда она оплакивала свой брак. Счастливая! Были минуты, когда она положительно готова была сбежать, но боязнь нищеты удерживала ее.
Но если в глубине души она осознавала себя несчастнейшей из людей, то никогда даже и вида не давала. Это был ее секрет.
И все говорили: «Берта без ума от своего мужа!»
И таково же было убеждение и самого Соврези, он первый же, не скрываясь, всем и каждому говорил: «Моя жена обожает меня!»
Таково было настроение супругов, когда Соврези почти вырвал из рук своего друга Тремореля пистолет на Севрской набережной Сены.
В этот вечер Соврези в первый раз за всю свою жизнь не обедал дома и заставил себя ждать. И настолько неожиданной была эта неаккуратность, что даже Берта забеспокоилась. Она долго придумывала наказание, которому нужно было бы подвергнуть мужа, когда в десять часов вечера дверь вдруг отворилась и на пороге появился радостный, сияющий Соврези.