Книга Мед и горечь - Дебора Смит

Лицо Аудубона помрачнело.

– Ты уже отказался от возможности быть пассивным зрителем. Этого не вернешь. Не старайся.

– Кстати, о шрамах. Как там Кайл Сапрайз?

Раздражение исказило патрицианские черты Аудубона.

– Он удачно женился и счастлив. И ушел в отставку. Черт бы его побрал!

Макс весело позлорадствовал:

– Рад это слышать. А его брат?

– Он тоже женат. И скоро станет отцом. И тоже ушел в отставку. Черт бы его побрал!

Макс сел, сдерживаясь, чтобы снова не засмеяться.

Аудубон не привык терять лучших агентов, и тот факт, что они покинули его организацию по такой земной причине, как женитьба, видимо, сильно выводил его из себя.

Макс подумал о Бетти, и ему расхотелось смеяться. Он бы ее наверняка осчастливил, если бы уехал из города и начал работать на Аудубона. Один из них заслужил счастье в этом местечке, и это должна быть она.

– О, нет, – мрачно сказал Аудубон.

– Что?

– У тебя такое лицо! Как только я упомянул про женитьбу Кайла и Джопарда, твои глаза засветились восторгом и сентиментальностью. Не говори мне. Ты этого не сделаешь!

– Жениться? Нет, конечно. – Макс допил одним глотком остатки коньяка. – Только не я. Никогда.

– Кто она? Просто ради любопытства.

– Не суй нос не в свое дело, старик. Она не представляет угрозы. Я уже обрисовал ей горькие холодные факты. И она уже сказала мне, что я могу сделать с этими фактами. Так что расслабься.

Аудубон поставил стакан на камин. Хитро улыбаясь, он сунул руку во внутренний карман пиджака, подошел к кофейному столику и положил свою визитную карточку. Она повторяла форму бутылки шампанского. На ней был только телефонный номер. – Работай там, где можешь принести больше пользы, – посоветовал он ровным уверенным тоном. – Я терпеть не могу быть циником, но должен заметить, что не последнюю роль здесь играет и куча денег, которые тебе будут платить.

– У меня хорошая пенсия. У меня есть сбережения. Мне платят небольшое жалованье в магистрате…

– Но наверняка, если ты хочешь завоевать любовь леди, не женясь на ней при этом, конечно, тебе надо сорить деньгами.

Макс нахмурился, думая о привилегированном положении Бетти. Он никогда не считал его преградой, но, возможно, эта преграда существовала. Кроме того, многие ли могут вложить тысячи долларов в новое дело и купить при этом в одно и то же время дом и пятьдесят акров земли.

– На твоем лице я вижу следы размышлений. Подумай о моем предложении, – сказал Аудубон. – Я всегда найду место среди моих людей для человека такого калибра, как ты. Ты мог бы сделать выбор среди интересных, не стоит говорить, что и благородных занятий. Ты действительно мог бы сделать мир немного лучше, майор. Макс медленно взял карточку.

– Или никогда не увидеть уже существующее добро.

– В этом мире больше зла, чем добра. Поверь мне. Спокойной ночи, Макс.

Макс проводил гостя до крыльца. Аудубон подошел к своему лимузину и скрылся в той же манере, что и приехал. Макс прислонился к столбам на крыльце и слепо уставился в темноту, думая о Бетти, и добродетели, лежавшей вне его досягаемости.

* * *

Она знала, что Макс появится. Так и произошло. После обеда в день открытия ресторана он медленной походкой вошел в главный зал. За день до этого он прислал ей большой букет.

Бетти заставила себя направить все свое внимание на семью туристов. Все пятеро сидели в Т-образных рубашках с надписью «Я берегу опавшие листья в Вебстер Спрингс». Она не должна смотреть на Макса. Зал оказался наполовину заполнен, что было довольно неожиданно для полудня, когда все обычно пребывают в состоянии хандры. Бетти не видела Макса почти две недели. Она уже отчаялась увидеть его. Но она ужаснулась, когда через минуту обнаружила его рядом. «В следующий раз не будет тебе спасения», – предупреждал он.

Макс заговорил с администратором – миловидной маленькой женщиной, которая была еще и кассиром в зале. Та кивнула, улыбнулась и повела его к столику возле семьи туристов.

– Он попросил столик в твоем отделе, – весело сообщила она Бетти.

Бетти кивнула и вежливо продолжала обслуживать семью, все время выбивая нервную дробь своими теннисными туфельками. Вытерев потные ладони о голубой передник, она, наконец, заставила себя двинуться в сторону Макса с приветливой улыбкой на лице.

Макс откинулся на спинку стула и продолжал улыбаться ей, ничего при этом не говоря. Бетти была полна противоречивых чувств, в горле першило, и она тоже не могла сказать ни слова. Она остановилась у его стола и посмотрела на Макса.

Его улыбка стала еще шире. Он медленно придвинулся к столу, ни на секунду не сводя с нее дразнящего взгляда. Обычные отношения мужчины и женщины превратились в потрясающее событие. Они пожирали друг друга голодными глазами, но им хотелось не копченостей. Бетти была такой несчастной последние две недели, и теперь она испытывала потрясение. Время для нее остановилось. Это было ужасно, просто ужасно.

Она кивнула.

– Привет.

Он оперся подбородком на руку.

– Привет.

– Рада видеть тебя.

– Рад видеть тебя.

– У меня к ленчу была огромная толпа. Не могу поверить, что такое творилось в день открытия. Энди тоже не ожидал. У нас не хватает официантов. Так что я тоже обслуживаю столики.

– Понятно.

Вновь воцарилась молчание. Ей хотелось усесться на стул напротив него и придвинуться к нему так близко, чтобы можно было пересчитать лучики в его зеленых глазах. Абсолютно благоразумное желание, ничего не скажешь.

– Спасибо за цветы.

– Пожалуйста. Мне нравится, когда ты собираешь волосы в хвостик. И еще мне нравятся твои сережки. Тебе идет серебро.

– Они принадлежали когда-то моей бабушке Квинт.

– Она могла купить их у моего дедушки. Он очень долгое время держал единственный универмаг в Вебстер Спрингс. Он умер, когда мне было около двенадцати лет. Он был моряком в отставке, и у него была деревянная нога.

– Ты меня разыгрываешь.

– Нет. У него было прозвище Стампи.

– Стампи Темплтон, – мрачно повторила Бетти. – Он, возможно, покупал самогон у моего деда Колтона Квинта.

Рот Макса искривился в насмешливой улыбке.

– Возможно. Я никогда не знал твоего деда.

– Я тоже. Он умер до моего рождения.

– Как я уже однажды говорил тебе, мой дед готовил прекрасный соус. Это было… о, более двадцати пяти лет назад. Но его вкус я ощущаю до сих пор.

– Мне бы надо укоротить тебе язык.

– О? При народе? Может, ты позаботишься таким образом обо мне позже?