Книга Взлет черного лебедя - Ли Кэрролл

Но я ошиблась. Спустя минуту я стала неплохо ориентироваться. Но дело было не в том, что мои глаза привыкли к темноте, скорее наоборот — ночь открылась для меня и впустила в свои тайны. Я смогла разглядеть цвета, которых прежде не замечала — оттенки темного индиго и глубокого фиолетового, нежно-лилового и бледно-розового. Мы уходили все дальше в глубь парка, и тени раскрывались, словно бутоны цветов. Из сгустков черноты изливались каскады золота и серебра, они налетали на нас вихрями и подталкивали вперед. Однако я не ощущала ни холода, ни страха — только всеобъемлющее удивление. Уилл Хьюз казался невозмутимым.

— Что вы сделали со мной? — спросила я.

— Когда я исцелял вас, часть моей крови проникла в ваши вены. Вам передалась частица моих способностей. Теперь вы видите в темноте.

Восторг и изумление сменились страхом.

— Значит, я стану такой, как вы? Превращусь в вампира?

Хьюз долго не отвечал. Он отвел взгляд, и его глаза покраснели.

— Нет, я сдержался. Вот если бы я выпил всю вашу кровь и дал вам немного своей, тогда…

Я невольно вскрикнула, он запнулся.

— У вас это вызывает отвращение? А ведь я дал вам замечательную возможность…

Он раскинул руки, будто хотел обнять краски, игравшие вокруг нас, и мне стало совестно, поскольку я оскорбила его дар.

— Такое происходит со всеми, кого вы кусаете? — произнесла я и опустила голову, чтобы он не видел, как я морщусь при слове «кусаете».

— Нет. Для обретения нового зрения необходимо, чтобы к человеку прикоснулась фея. Вас она посетила когда-то… Это присуще многим художникам, поэтам… актерам…

— Я не художница, — машинально пробормотала я. — Но все напоминает мне «Звездную ночь» Ван Гога.

— Бедняга Винсент. Он влюбился в эти цвета, безумно привязался к ним. Они стали для него наркотиком. И в конце концов сошел с ума.

Я открыла рот, чтобы спросить у Хьюза, был ли он лично знаком с Ван Гогом, но меня поразила другая мысль.

— Что вы имели в виду, когда сказали о прикосновении феи… или фейри?[35]

Хьюз рассмеялся, и с кончиков его пальцев посыпались светящиеся искры.

— Только не говорите мне, что после встречи с мантикорой и вампиром вы шарахнетесь от фейри. Они повсюду вокруг нас.

Мы вошли в Вересковый Сад, откуда я вечером начала свою прогулку… или это было вчера? Я совершенно потеряла счет времени, пока мы здесь бродили. Поначалу я обращала внимание на краткие радужные вспышки посреди последних осенних цветов. Но затем я различила силуэты. Правда, перемещались существа настолько быстро, что я видела их лишь на долю секунды. Вот мелькнула чья-то улыбка, а рядом тут же раздался всплеск крыльев, взбивающих воздух.

— Они движутся слишком быстро! — жалобно воскликнула я.

— Нет, вам стоит снизить скорость. Заставьте сердце биться медленнее.

Уилл Хьюз приблизился ко мне вплотную сзади, обхватил рукой мои плечи и запустил пальцы под джемпер. Его ладонь легла поверх моего сердца. Я ощутила его пульс кожей, услышала ответный стук собственного сердца. «Моя кровь пульсирует в его жилах», — вспомнила я.

— Дышите медленно и ровно, — шепнул Хьюз мне на ухо. Его дыхание растеклось по моему затылку, коснулось незаживших ранок на шее, оставленных его зубами. Веки начали смыкаться, но вдруг я рассмотрела… В ночи прямо-таки материализовалось крошечное создание и начало порхать между кустами вереска. Его цвет менялся от глубокого синего до фиолетового с серебряными вкраплениями. Крылья с темно-синими прожилками слегка трепетали. Куда бы оно ни опустилось, оно сразу же склоняло маленькое лисье личико к каждому цветку, похожему на колокольчик. Я решила, что прекрасное создание пьет нектар, как пчела или колибри. Но затем поняла — оно впитывает краски: хрупкое тельце начинало вибрировать и переливаться, принимая оттенок растения.

Я повернулась к Уиллу Хьюзу.

— Это реально?

— Они настоящие. Их называют световыми сильфами, потому что они питаются светом. Но появляются они исключительно ночью. В свете дня они бы просто утонули и захлебнулись.

Сильф оторвался от своего занятия. Его рот был лиловым. Миниатюрное создание склонило головку к плечу и шевельнуло губами, но улыбка превратилась в оскал. Обнажились крошечные и острые, как иголки, зубы. А затем сильф вспорхнул и улетел.

— Почему?..

— Не переживайте, — шепнул Уилл, уводя меня в сторону. — Не вы напугали сильфа, а я. Они не слишком жалуют вампиров, но поскольку мы ведем ночной образ жизни, то стараемся друг другу на глаза не попадаться.

И он повел меня вниз по склону холма. Теперь я знала, что ночь населена зубастиками, и держалась поближе к моему спасителю — крупному зубастому экземпляру.

— Вы раньше упомянули про дар феи, — сказала я. — Но как вы догадались, что я им наделена?

— Вы — потомок Маргариты д'Арк. А она была одной из них.

Произнося слово «них», он вздрогнул. «Что может его страшить?» — изумилась я, но вспомнила еще кое-что. Ведь вампиры бессмертны. А Уилл Хьюз вроде был знаком с Винсентом Ван Гогом.

— Вы видели самую первую Маргариту?

Мы приблизились к парапету, за которым открывался вид на Генри-Гудзон-Парквей и реку. Хьюз молча прислонился к нему. Серебряный свет в его глазах померк, затем заблестел тускло, как покрывшееся патиной блюдо. После в его зрачках будто заклубились грозовые тучи. Я почувствовала, как внутри него что-то закипает — и этот ураган может обрушиться на меня.

— Да. Я любил ее и потерял. Из-за нее я такой, каким вы видите меня сейчас, в теперешние дни. — Он усмехнулся. — Ну, точнее, в теперешние ночи.

Хьюз вскочил на парапет. Если бы он раскинул руки и полетел, я бы не удивилась, но он похлопал по камню.

— Идите сюда и послушайте меня. В конце концов, это и ваша история.

— В юности я, стыдно признаться, невероятно кичился своей красотой и был пустым человеком.

Хьюз сидел лицом к реке, поэтому я видела на фоне темного неба лишь его профиль, подобный белой камее, вставленной в оникс. Я была готова простить его за тщеславие и самовлюбленность. А если он и являлся пустозвоном, столетия придали ему глубину.

— Я стал тщеславен. Многие красавицы влюблялись в меня, и отец умолял жениться и произвести на свет сына, но я не желал связывать себя с единственной женщиной, дабы не утратить любовь других. Моему отцу отчаянно не терпелось обзавестись наследником. Это был своего рода залог бессмертия. Батюшка даже нанял поэта, и тот слагал стихи с мольбами ко мне о продолжении рода. Он регулярно приходил в наш дом и наставлял меня в стихосложении, любви и в ответственности моего положения… а потом воспылал ко мне любовью.