Книга Расколотый берег - Питер Темпл

Кэшину хотелось врезать ему еще раз, но он только швырнул в него пакетом молока. Пакет просвистел мимо головы Каллахана. Кэшин шагнул вперед, собираясь пнуть торговца, но что-то его остановило.

Уже в машине Кэшин заметил, что продолжает держать в руке банку консервов. От удара банка погнулась. Он швырнул ее на заднее сиденье.

Ребб услышал звук мотора, увидел свет фар. Собаки запрыгали, рванулись к нему, большие уши трепыхались на бегу. Он потрепал их по головам, хотя руки и ныли от боли. Собаки вертелись у него между ног, просили приласкать еще.

— Я уж думал, ты куда смылся, — сказал Ребб. — Оставил меня тут со своими чокнутыми собаками и всеми делами.

* * *

Собаки подняли Кэшина задолго до рассвета. В полусне он прошел через спальню, запустил их в холодную темную комнату, опять лег. Они принялись шарить по кухне в поисках еды, ничего не нашли, вернулись к нему и забрались в постель. Совсем разбаловались.

Кэшин не обращал на это внимания. Собаки ложились на него, пихали носами, клали свои легкие головы ему на ноги. Он снова заснул, резко проснулся, разбуженный скрипом металла о металл, приподнял голову, напряг шею, прислушался.

Нет, приснилось… Собаки давно почуяли бы что-то необычное. Но сон ушел. Он лежал на спине, чувствовал, как ноют пальцы правой руки, и прислушивался к печальному шелесту предрассветного ветра.

Мальчишки в пикапе.

В тех же обстоятельствах я принял бы то же самое решение.

Все закончилось гибелью двух молодых людей.

Перед этим разговором в душной комнате до него не доходило, что между истекшими кровью и погибшими подростками и его телефонным разговором с Виллани существует прямая связь.

Ты не преувеличиваешь? Всего-навсего три пацана в пикапе. Что здесь сложного?

А что изменилось бы, если бы Хопгуд поговорил с Виллани? Проигнорировал бы Виллани совет, услышь он его непосредственно от Хопгуда?

Не важно, насколько неуклюже они провели бы задержание мальчишек дома, но по крайней мере не было бы двух трупов.

Он попробовал переключиться мыслями на другое.

Отремонтировать взорванный дом Томми Кэшина, который лежит в руинах чуть ли не со времен Первой мировой. Дурацкая мысль! Ничего не получится, он только впустую потратит время и в конце концов бросит эту затею. Руками он работать не умел, в жизни не уложил ни одного кирпича. И как вообще такое пришло ему в голову?

Он впервые задумался об этом, гуляя как-то с собаками у заброшенной стройки. А однажды утром, по дороге на работу, он повстречался на перекрестке с Берном. В кузове его «доджа» громоздилась груда старых, грязных красных кирпичей. Рядом с Берном сидел древний старикан по прозвищу Колло. Он занимался тем, что отбивал цементную грязь с кирпичей, целыми днями сидел в туче серой пыли, насвистывал себе сквозь дыры меж зубов и сосредоточенно колотил по затвердевшему раствору.

Они остановились у обочины, вышли. Берн перешел дорогу, пыхтя сигаретой.

— Рановато ты что-то, — сказал Кэшин. — По ночам, что ли, дома рушишь?

— Что вы, лентяи, понимаете в честном труде? — ответил Берн. — Только и знаете, что задницы себе нажирать.

— Ты что, по задницам специалист? — парировал Кэшин и круто поменял тему разговора: — Кирпичей здесь сколько?

— Три с чем-то сотни.

— Почем продашь?

— Тебе-то зачем?

— Почем, спрашиваю?

— Хорошему покупателю ровно по сорок за сотню.

— Давай по двадцать пять.

— Ага, собрался по сорок, а продам по двадцать пять. Да ты хоть знаешь, какая редкость по нашим временам старые кирпичи? Это ж антиквариат! — Он сплюнул и закончил тираду: — Нет, не знаешь. Все знаешь, а в этом ни хрена не соображаешь.

— Ладно, по тридцатке.

— На кой они тебе?

— Строиться буду на месте Томми Кэшина, — неожиданно для самого себя произнес Джо.

Берн недоверчиво покачал головой:

— Да уж… Еще один чокнутый в вашей семейке появился. Договорились, по тридцатке. За доставку отдельно.

И вот теперь кирпичи валялись у руин дома.

Кэшин поднялся, оделся, заварил чай. На рассвете он посадил собак в машину и отправился к пляжу, находившемуся минутах в пятнадцати езды. Когда он ступил босыми ногами на колючий песок, замороженный ледяным зимним ветром, небо уже становилось похожим на полосатый мрамор.

Его отец неукоснительно следовал правилу: если уж оказался на пляже, будь добр, разувайся. Никаких тебе шлепанцев, ничего. Ну а когда песок раскаленный, тут или заткнись, или топай домой. Кэшин вспомнил, как летом он жег себе пятки, резал их осколками стекла и острыми камнями. Лет в семь или восемь он наступил на рыболовный крючок. Ногу пронзила такая боль, что он буквально взмыл в воздух и, скрючившись, тяжело плюхнулся на землю.

Подошел отец, потянул его за ногу. Крючок исчезал под подушечкой большого пальца.

— Задним ходом с крючками никак, — только и сказал Мик Кэшин и принялся продавливать крючок вперед.

Кэшин прекрасно запомнил, как наружу вышел зубец. Он оказался огромным-преогромным — отец захватил его между большим и указательным пальцами и все тянул, тянул… Кожа на пальце вздувалась до тех пор, пока ушко не вышло наружу. Он так и не забыл этого ощущения — как сквозь дырку в его плоти протягивается белая нейлоновая леска.

Собаки больше уважали пляж, чем море. Они гоняли чаек, носились друг за другом, лаяли на мелкие волны, убегали от них, взбирались на дюны, рыскали за зайцами по песчаному тростнику и кустам. Кэшин прохаживался, смотрел на море, отворачивался от мелкого песка, который несло ветром с дюн.

Вдоль пляжа вплоть до самых больших скал тянулся широкий разлом. Скалы доходили до устья Каменного ручья. Поднимавшийся прилив делил поток на пять-шесть отмелей, между которыми образовывались песчаные косы, на вид — гигантские палочки печенья. Именно здесь, как сказала ему Сесиль Аддисон, Адриан Файф и собирался построить свой центр отдыха.

Гостиница, площадка для гольфа, дома, бордель, казино, бог знает что еще…

В такой стылый день проект казался ему совершенно бредовым.

Собаки забрались в ближайший ручеек, намочили лапы, постояли, как бы решая, стоит ли идти дальше, к косе. Кэшин свистнул им, они обернулись, посмотрели на него и потрусили домой завтракать.

Он покормил их, постоял под душем, нашел чистую рубашку и отправился в Порт-Монро разбираться с делами. Сколько еще будет длиться отстранение от должности, он не имел представления. Казалось, что теперь это навсегда.

У здания участка в старом «вольво»-универсале сидела женщина, а на заднем сиденье притулились два малыша. Он припарковался позади, и, когда вышел открыть заднюю дверь, женщина резко надавила на клаксон.