Книга Правила боя. Исток - Анна Московкина

Через пару седмиц к дому прибилась тощая полосатая кошка, теперь коротавшая ночи у меня в ногах, свернувшись мохнатым колечком. Набежали мыши, тараканы. Дом стал совсем жилым, не пугая по ночам неестественной тишиной. Свой вклад сделал и колдун. Приятный, когда того хотел, молодой мужик притягивал женщин, и я первое время с замиранием сердца прислушивалась к происходящему в соседней комнате, теребя рукой подарок Сворна. На пятую ночь колдун сообразил, отчего я так краснею по утрам, и стало тихо.

Когда мы вышли из телепортационной башни, в Вирице уже выпал снег, а к декабрю его стало по пояс. Поговаривали, что ни к чему хорошему такая снежная и холодная зима не приведет.

Не пренебрегал колдун и моим образованием. Майорин утрамбовывал в меня знания, как капусту в бочку, для верности подминая ногой. Показав мало-мальски полезную или вредную травку, он спрашивал, знаю ли я ее. Если не знала, читал лекцию по применению и происхождению, если знала, то лекцию читала я. То же относилось к животным, нежити, нечисти, камням, минералам, металлам и прочему. Казалось, он делал это ненароком, между делом рассказывая исторические байки или затащив меня в какой-нибудь лес, где совершенно случайно под вон тем ракитовым кусточком почивала некая зубастая зверушка. Меня с ней знакомили, рассказывали, откуда зверушка взялась и чем кормится, а потом так же показательно ее убивали или драпали от нее. Не сразу я сообразила, что исторические байки идут в строго хронологической последовательности, а зверушки рассортированы по видам, классам и подклассам. Так, например, первые две недели наших шатаний по лесам нам «случайно» встречались только ящерные различных видов, потом они сменились летающими рептилиями. Зимой я же узнала, как из травок, изученных летом, можно варить замечательные снадобья, тоже между делом, второй рукой помешивая суп.

Иногда, слушая вьюгу за окном, я вспоминала Инессу, тоскуя по дому, но предложи мне кто вернуться, отказалась бы. Мне казалось, душу разорвало на части, одна хотела домой, вспоминала тихие инесские улочки, родителей, брата. Но я уже привыкла к шумной суматошной столице, где всегда было куда пойти, частенько я сидела вечерами в корчме, тренькая на одолженной у хозяина лютне. Сначала для себя, потом обзавелась слушателями. Днем ходила в дом болезни при храме Трех Богов, монахиням не нравилось, что я совсем не молюсь, но мои снадобья помогали лучше молитв, и они привыкли к моему присутствию на храмовой кухне. В корчме за вечер, бывало, я зарабатывала больше, чем в храме за седмицу, но дом болезни не бросала. Такому, с чем борются эти кроткие тихие женщины в серых рясах, не научат ни в одной школе, хотя образованным знахарям эти знания пошли бы на пользу. Уже после излома зимы дом болезни захватила лихорадка. Жар, рвота, холодный пот, после — язвы по всему телу и смерть. Не тронула болезнь только меня, хотя самые слабые умерли уже на четвертый день. Тогда я позвала Майорина. Монашки дико смотрели на меня, не хотели его пускать и на храмовую кухню, где больше пахло снадобьями, чем едой. Колдун осмотрел больных, поджал губы и задумался. В тот вечер я осталась в храме — сидеть с больными. Девушки, кто не метался в бреду, раздосадованно на меня шипели:

— Осквернил нашу кухню, а толку никакого.

— Зря пустили, а ты чем думала?

Я отмалчивалась, колдун вернулся задолго до рассвета, скинул кожух и отозвал меня на кухню.

— Принеси вот это. — Он бросил в меня узким свитком, а сам зашарил по полкам.

Я, с трудом разбирая торопливый неровный почерк, прочитала список. Кое-что нашлось на полках, кое-что у меня в сумке, за некоторыми травками пришлось бежать в лавку.

К полудню мы начали отпаивать больных, монашки неприязненно морщились — неразвитым магическим даром обладала только одна, но морщились все, догадываясь, что простое снадобье я бы и без колдуна сварила.

Через час весь лазарет сладко спал, не мешая молитвами и ворчанием колдуну работать.

По дороге домой Майорин объяснял, что за напасть нахлынула.

— Это луарский тиф, Айрин. Он начинается простым кашлем, но уносит много жизней. Не вылечим их, и болезнь заберет с собой полгорода, а может быть, охватит и всю страну.

— Хочешь сказать, твое участие — лишь борьба за правое дело? Но мало кто решится работать среди больных, зная, что сам может заразиться.

— Вероятность, что заболею я, не так уж высока. Намного выше, что болезнь расползется. Порой незначительные на первый взгляд события влияют на судьбы государств.

— Как луарский тиф?

— Как неловкая служанка, смахнувшая со стола тарелку, напугавшую мышь, за которой бросится охотящаяся кошка, о кошку споткнется повитуха, пришедшая на кухню за горячей водой, упадет, ударится головой об угол стола и умрет, а через неделю любовница государя родит задушенного пуповиной младенца, которого та повитуха бы спасла. И бастард, который мог объять войной всю страну, погибнет, не сделав ни единого вздоха. А казалось, служанка только не выспалась, всю ночь пробалагурив со знакомым ратником. Мы не знаем о таких вещах, дар предвидения чаще встречается в сказках, нежели в жизни, но кое-что изменить можно. Например, коровий мор или луарский тиф.

— Или исток, который мог бы попасть не в те руки?

— Например, исток. Так что дело не в моей доброй и нежной душе. — Майорин свернул на пустынную по ночному времени улочку, на ходу пряча замерзшее лицо в воротник.

— Или просто удобно прикрывать логикой добрую и нежную душу, — с насмешкой бросила я.

— Не обольщайся. Много вероятней, что я последую логике, чем сердцу.

— Хочешь сказать, если будет надобность, ты убьешь меня, чтобы предотвратить мнимую беду? — парировала я.

Колдун повернул голову, из-под капюшона на меня смотрели холодные прозрачные глаза. Почти такие же белые как снег вокруг.

— Не знаю, — наконец, сказал он. И впервые за полгода я увидела в этих глазах страх.

Еще через седмицу монашки начали выздоравливать, будто успокоенная их хорошим самочувствием, заболела я. Майорин беспокойно прислушивался к сухому кашлю, рвавшему мне горло, но признал его не тифом, а обычной простудой, наказав пить молоко с медом и хвощом.

Когда вскрылись реки, мы начали готовиться к отъезду. Колдун купил себе лошадь, странно похожую на проданную в Грионе, назвал ее ради разнообразия Потехой. Мы подновили одежду, подсчитали деньги, заготовили травы и снадобья и выехали по еще не сошедшему до конца снегу, чтобы вернуться лишь через полгода. И я с тоской глядела на дом колдуна на окраине Вирицы, поймав себя на мысли, что опять прощаюсь с домом. В этот раз совсем с другим.

Монашки обнимали меня на прощанье, надавали подарков в дорогу, просили возвращаться. Корчмарь обещал хранить старенькую лютню, а в последний вечер в корчме народ накидал полную шапку мелкой монетой. Ее почти хватило на новую куртку. А я задумалась, как часто мне приходится расставаться с полюбившимися людьми в последнее время. Но каким бы горьким ни казалось прощание, неведомая сила звала дальше, подманивая дорогой и неизвестностью.