Книга Правила боя. Исток - Анна Московкина

— Химера! — догадался Филипп. — Химера! Настоящая?

— А можно ее потрогать? — спросила Айна.

— Трогай, — разрешил Бренн, — только придумай вначале объяснение, куда делась твоя рука.

— Я ее боюсь! — запищала ведьмочка.

Я подошла к клетке, посмотрела на чудо-кошку размером чуть меньше годовалого теленка. Кошка перестала шипеть, принюхалась, облизнулась.

По телу разнеслось уже знакомое тепло. Мне захотелось прикоснуться к кошке, погладить. Я протянула руку сквозь прутья.

— Ничего страшного. — Мохнатая голова ткнулась мне в руку. Теплая и пушистая, почти как обычная. Только…

Филипп схватил меня и отдернул.

— Ты никак с елки свалилась, сестренка? — шепнул он мне на ухо.

— Странно. — Бренн взъерошил макушку. — На меня она всю дорогу рычала, хоть я ее и кормил.

— У химеры только один хозяин — ее создатель, — сообщил Фил.

— Да я знаю, — растерянно согласился парень.

— Я ее боюсь… — опять заныла ведьмочка.

Химера, лишенная подпитки силой, решила возмутиться. Она разбежалась и грудью навалилась на прутья решетки. Ведьмочка вскинула руки в защитном жесте, рефлекторно подкрепляя заклинанием.

Кошка утробно мяукнула и счастливо задрала хвост. Шерстинки на кончике распались, обнажив ороговевшую пластину, заклинание, как на веревочке, потянулось к хвосту. Прутья клетки захрустели.

— Я же просил не колдовать! — зарычал Бренн.

— А тебя наверняка просили молчать, — ответил Филипп.

Кошка выскочила из клетки и скачками понеслась на ведьмочку, та, вереща, бросилась убегать. Я побежала за ними.

Кошка прыгнула, поймала ведьму мягкими лапами. Я кинулась сверху, но не рассчитала расстояние и вцепилась кошке в хвост. Химера обиженно мяукнула, но к ней снова потекла сила. Отпустив вредную игрушку, зверюга перевернулась на спину и начала блаженно кататься, будто обожралась валерьянки.

Бренн и Айна, борясь с истерическим припадком, наскоро чинили клетку. Филипп делал вид, что приводит в чувство подружку, а сам строил мне жуткие рожи. Я только плечами пожала, не забывая гладить извивающуюся зверюгу.

Возвращались мы уже не такие веселые и совершенно трезвые. Вспоминать про то, как мы запихивали упирающуюся зверюгу в клетку, совсем не хотелось. Филипп баюкал исполосованную руку, Бренн прикрывал глаз, подбитый о клетку в пылу запихивания.

— А вообще странно, что химеры появились на границах Инессы, раньше они и за долину не заходили, — размышлял Филипп.

— Странно, но химера довольно распространенная. В Цитадели таких называют мантихорами, — ответил Бренн.

— Но химера не отходит далеко от своего хозяина.

— Верно. Но с хозяином как раз таки понятно. Убил я хозяина.

— Цитадельца? — поразилась Айна. — У нас мирный договор.

— А у них, видно, нет. Иначе с чего бы ему на меня нападать. Вы, ребят, только помалкивайте пока, ладно?

— А с ней что делать? — Я ткнула пальцем в ведьмочку в руках брата, в сознание она пока не пришла.

— А я почищу ее. Утром она будет помнить только, как мы славно танцевали.

— Скотина! — резюмировала Айна.

— Спасибо, — поблагодарил Бренн.

В корчме мы долго врали, что пошли гулять и заблудились, будучи слишком пьяны. Чтобы выйти на путь истинный, нам пришлось протрезветь полностью, и теперь мы это дело желаем исправить. Хорхе с Катариной нам явно не поверили. Но выведывать прилюдно воспитание не позволило. Мы с Айной быстро надрались по второму разу, только сейчас уже целенаправленно.

Расходиться начали глубоко под утро. Хорхе, Айна и почему-то Лисса вызвались проводить меня до дома.

Не очень понятно, кто кого провожал. Лисса висела на Айне, Айна на мне, и всех нас вел Хорхе. Когда мы отвлекались во-он на ту травку: «Девочки, а давайте поваляемся, а то у меня ножки устали…», или на забор: «Спорим, я пролевитирую над ним тебя?», или на птичку: «Ух ты какая!! Давай чучелко сделаем!!!» — воин брал нас за воротники и тащил в сторону дома. Тащил так самозабвенно и молчаливо, что мы даже не сразу сообразили, что пришли к их с Айной дому. Покостерив пьяных вдрызг друзей (сейчас я даже Лиссу любила), я сообщила, что я трезвее (последнее слово вышло с четвертой попытки), и, развернувшись на месте, действительно отправилась домой. За мной увязалась пьяная Лисса, за ней сердобольная Айна, а Хорхе, тяжело вздохнув, поплелся за женой. В этот раз дорогу выбирала я, и мы как ни странно дошли. Наобнимавшись у порога моего дома (вздохи воина уже дошли до стонов), мы расстались.

Пока снег не укрыл землю плотным, не боящимся растаять от ласкового утреннего солнышка ковром, мы ездили по Велмании. За два месяца успели объехать всю южную границу и даже посетить знаменитый морской порт Алак-Грион. Мне думалось о прекрасных видах и улетающих в никуда чайках, о парусниках, уходящих в далекое море, и пиратах. Пьяниц было больше, нежели разбойников, грузчики ругались, как и полагалось грузчикам. Повсюду стоял терпкий кошачий дух, хоть топор вешай. Кошки выворачивались из-под ног, они не утруждали себя лишним мяуканьем — закормленные рыбой и корабельными крысами, эти кошки мнили себя все как одна капитанскими.

И верно, из пяти капитанов, с которыми мы говорили, у троих на руках были коты. А четвертый признался, что зверь дремлет в каюте — разожравшаяся тварь оттянула бы руки.

Нам удалось даже покататься на небольшом паруснике, только погода не благоволила: вымочив насквозь мелким соленым дождем брызг, разыгравшись, чуть не утопила.

После того как мы живыми выбрались на берег, Майорин прямо на пристани бросил вещи и куртку на доски причала, стянул через голову рубашку, отжал и, выпрямив руки, уставился на просоленную ткань.

— Пора встать на зиму, иначе мы либо утонем, либо замерзнем.

— Замерзнем по дороге, — успокоила я колдуна.

Его перекосило:

— Нет. Только телепортом.

Телепорт сожрал всю нашу наличность по моей вине. Майорин продал лошадь, этих денег как раз хватало, чтобы прыгнуть из Алак-Гриона в Вирицу одному человеку. Но…

— Мне этого жеребца брат подарил! — заартачилась я.

Ругался колдун так, что у меня уши горели, но сдался довольно быстро, понимая — с любимым конем я не расстанусь.

Тогда я не знала цены телепортов. Уже открыв глаза в Вирице, я начала задаваться вопросом, а на что мы будем жить.

Оказалось, не на что, а у кого… В Вирице у Майорина был дом, пустующий семь месяцев в году, но это был настоящий дом. Обжитый, любимый, заросший за лето паутиной и толстым слоем пыли. В большой горнице стояла дородная беленая печь, по ее широким бокам примостились две маленькие комнаты, в одной спал колдун, в другой раньше работал. Немало времени потребовалось, чтобы вынести оттуда вороха пергамента, стопки книг. Кроватью мне послужил длинный широкий ларь, на котором устроился тюфяк.