Книга Красная туфелька - Ширли Джамп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не имею к этому никакого отношения, Калеб.
Он угрожающе наклонился к ней:
— Никто об этом не знал. Никто. Только тебя я подпустил к себе достаточно близко. Хотя и не знаю, с чего тебя вдруг заинтересовали дела моей матери?
— Клянусь, Калеб, я действительно не имею к этому никакого отношения, — повторила она снова. — Я прочла это только сегодня утром.
Он усмехнулся. Он ей не верил.
— Тогда откуда взялась эта информация?
— Понятия не имею. Редактор говорил, что был звонок, и дал материал стажеру. Он поставил мое имя, потому что это была моя колонка. Это, конечно, неправильно, и если б я знала, то обязательно остановила бы его…
Калеб тряхнул головой, его лицо выражало неприязнь.
— Ага. По-твоему выходит, что все это — просто одно большое недоразумение?
Его сарказм убивал. Как она вообще собиралась его убедить? И как ей теперь исправить тот ущерб, что нанесли его репутации эти статьи, когда все это будет продолжаться и дальше?
— Калеб, я…
— Не знаю, почему я когда-то доверял тебе. Почему думал, что ты другая. — Он бросил таблоид ей на стол. Разлетевшись веером, журнал сполз на пол кучей жирных черных заголовков и дешевых спекуляций. — Ты такая же, как и все! Ты используешь каждый кусок грязи, чтобы разрушить чью-нибудь жизнь, и называешь это своей работой.
Она подняла на него глаза. Да, то, что случилось сегодня, было ужасно, но это можно было предвидеть. Неужели Калеб действительно думал, что этот его секрет так и останется секретом?
— Ты считаешь, что сказать правду было бы хуже, чем заставлять людей строить догадки? Где теперь Леонора и чем занимается?
— Моей матери нужно, чтобы ее оставили в покое.
— Но теперь в покое ее не оставят. Людям не безразлична судьба известного дизайнера, к тому же если информация о ее болезни станет открытой, то и тебе, возможно, будет легче со всем справиться. Скрывать правду никогда и не было хорошей идеей. Всегда найдется какой-нибудь крот, который ее раскопает.
— Да что ты можешь знать об этом? Ты всю жизнь прячешься по углам и только пишешь о жизни других!
Это были жестокие слова. Сара выпрямилась, прижавшись спиной к холодной перегородке:
— Я…
— Хотела бы ты, чтобы о твоей матери кричали на первых полосах всех газет?
— Нет, конечно.
— Тогда почему ты думаешь, что мне бы этого хотелось? — Резко выдохнув, он отвернулся, стараясь не встречаться с ней взглядом. И это было самое плохое. Одна статья уничтожила все, что было между ними, он даже не хотел смотреть на ее лицо. — Я думал, что кто-кто, а уж ты сможешь понять, почему я не хотел выносить это на публику.
Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него. Но он был слишком далеко, и она знала, что если сделает к нему шаг, то он может уйти.
— Я сочувствую тебе, Калеб.
— Неужели? Что-то не верится. Если бы ты сочувствовала, поняла бы, как тяжело принять это решение. Это совсем не то, что хотелось бы выставлять перед всем миром.
Она подумала о статье, которую прочла, о его словах и о решении, которое ей самой не так давно пришлось принять. Все теперь стало на свои места. Стало ясно, почему для Калеба было такой пыткой говорить о своей матери. Почему он не хотел, чтобы кто-то знал о ее состоянии. Почему он сам взялся за руководство компанией и не хотел бросать это.
— Значит, ей уже не станет лучше?
Он выругался и повернулся к ней спиной.
Сара встала и положила руку ему на плечо. Калеб вздрогнул, но не отстранился. Это было хорошим знаком, пускай не большим, но тем не менее. Может, все еще поправимо?
— Калеб, поговори со мной. Я могу помочь.
Он повернулся, и в его глазах она увидела совсем другую правду — ту, в которую она не хотела верить: между ними все кончено. Ей, безо всякого суда, вменили в вину то, чего она не делала.
— Не знаю, верю ли я, что это ты написала всю эту грязь. Если честно, мне без разницы. Но я знаю одно: ты не та, какой мне представлялась. Мне нужно было сразу сказать тебе то, что я всегда говорил этим стервятникам: «Без комментариев».
Эти стервятники были повсюду. Калеб въехал на стоянку и приготовился к встрече с репортерами, сгрудившимися возле дверей больницы. Он сделал несколько глубоких вдохов, положил ключи в карман и уже собирался выйти из машины, когда со стороны пассажирского кресла открылась дверца.
— Что за черт?
Если Сару и смутил этот грубый прием, то она ничем этого не показала.
— Я хотела поговорить.
— Зачем? Чтобы первой получить информацию? — Он ткнул пальцем в сторону репортеров, выставивших свои микрофоны и камеры, словно гладиаторы перед боем. — Ты хочешь интервью? Или у тебя с собой включенный диктофон и ты можешь записать все, что тебе нужно, а я об этом даже не узнаю?
Она вздрогнула, как от удара. И ему захотелось забрать свои слова обратно.
— Я приехала, чтобы поддержать тебя.
Уж не ослышался ли он? Поддержать его?
— Зачем?
Остывая, потрескивал двигатель. На улице пошел дождь, покрывая стекло мелкими каплями. Кучка репортеров у дверей начала расплываться и бледнеть, пока совсем не исчезла, как будто их никогда и не было.
— Я знаю, ты не веришь, что я не имею отношения к этой статье, но это не важно. Я здесь не затем, чтобы заставить тебя изменить свое мнение. — Вздохнув, она провела рукой по передней панели, как если бы слова, которые она искала, были спрятаны под краем кожаной обшивки. — В самом конце, когда умирала моя мать, мы тоже должны были принять… это решение.
— Что?..
— Сестра была тогда в колледже, и мне не хотелось ее расстраивать. А отец… — Сара покачала головой. — Все, что было связано с матерью, причиняло ему невыносимую боль. Он просто отключился. Так что в конце, когда пришлось сделать этот звонок, я осталась совсем одна. И так было… — она прерывисто втянула в себя воздух, — до самого конца…
По ее глазам Калеб мог видеть, с каким трудом далось ей это решение, как это мучительно было для нее. Он почувствовал к ней сострадание и… уважение. Пройти одной через все? Он знал эту боль, когда сидел у кровати своей матери, в одну минуту решаясь и тут же отвергая решение. А Сара была моложе, чем он, когда ей пришлось с этим столкнуться, и все же нашла в себе силы принять решение. Зная, что поступает правильно.
— Мне очень жаль, — прошептал Калеб.
Сара кивнула:
— Спасибо.
Он посмотрел на стекло в капельках дождя. Репортеры, судя по всему, так и не заметили его машину. Хоть в этом повезло…
Калеб наконец отпустил руль и повернулся к Саре. Была ли эта женщина поддержкой и опорой или же той, кто написала эту статью? Он решил не думать об этом сейчас. Ему нужна была ее поддержка. Отчаянно нужна!