Книга Дитя реки - Пол Дж. Макоули

Сначала попадались смоковницы совсем маленькие: просто охапка широких глянцевых листьев, торчащих прямо из воды, но постепенно течение затащило Йаму в кружево узких проток между стволами уже более крупных деревьев.

Здесь они стояли плотными кущами над путаницей корней, низкими арками нависающих над водой. С опорных корней густой бородой спускались пряди питающих корней, меж которых резвились мириады мальков. На боках их как драгоценности засверкали красные и зеленые мерцающие точки, когда они бросились врассыпную от Йамы.

Течение несло Йаму мимо огромной смоковницы, и он из последних сил к ней поплыл. Ноги его онемели в холодной воде, а мышцы плеч и рук от слабости стали дряблыми. Он бросился на спутанную массу питающих корней — вокруг цепочками висели мидии и венерки, — вполз на гладкий горизонтальный ствол и лег, задыхаясь, как рыба, только что обучившаяся дышать воздухом.

* * *

Йама слишком замерз, промок и был к тому же напуган, чтобы спать этой ночью. Над головой его, в гуще переплетенных корней кто-то издавал время от времени жалобный писк, как будто стонал больной ребенок. Он сидел, прислонившись спиной к выгнутому аркой толстому корню, и смотрел на верхний рукав Галактики над краем люминесцентного тумана, расползающегося на целые лиги по глади темной реки. Где-то в этом тумане заблудилась ослепленная пинасса Энобарбуса. Ослепленная кем? Какими неожиданными союзниками и странными обстоятельствами? Верхний слой белого тумана бурлил, как кипящее молоко; Йама смотрел в черное небо и ждал, что вернется фиолетовая искорка машины. Услышанная молитва, подумал он и содрогнулся.

Он дремал, просыпался. Снова дремал и резко очнулся, когда ему очень живо привиделось, что он стоит на летящем мостике призрачного фрегата. А тот нависает над пинассой. Команду фрегата составляли не люди и даже не призраки с оборотнями, а целые скопления мечущихся огоньков, которые без слов понимали его команды и, ни о чем не спрашивая, выполняли их быстро и правильно Закиль учил Йаму, что хотя обычно сны состоят из обрывков древних событий, но иногда в них скрыт большой смысл: намек на будущее, загадка, ответ на которую будет ключом ко всей жизни спящего. Йама не знал, отнести ли свой сон к первому или второму виду, не говоря уж о том, чтобы суметь истолковать, но когда он проснулся, сердце его наполнилось звенящим ужасом от чувства, что каждое его действие как будто может увеличить свой масштаб, разрастись в своем значении и привести к страшным последствиям.

Галактика зашла за горизонт и рассвет коснулся плавных вод реки серым призрачным светом. Туман рассеялся, пинассы нигде не было. Йама опять задремал и проснулся от солнечных лучей, которые, проникнув сквозь трепещущую листву смоковниц, танцевали у него на лице. Он увидел, что сидит на широком стволе, полого поднимающемся из воды и широкой дорогой уходящем в плотную переплетающуюся массу самого сердца смоковницы. Тут и там над стволом сгибались арки воздушных корней и более тонких ветвей, от которых падали в воду опорные корни. Блестящие листья смоковницы окружали Йаму со всех сторон, как бесчисленные фалды рваного зеленого одеяния; ее морщинистую кору облепили колонии лишайников, серым кружевом свисающих на зеленые канаты лиан, алые, золотые и чистейшей белизны созвездия орхидей-эпифитов.

У Йамы ныла каждая мышца. Он стянул с себя мокрую рубашку и брюки, повесил их на ветку и приступил к упражнениям, которым его научил сержант Роден; он выполнял их, пока не расслабились все связки и мускулы, выпил пригоршню холодной воды, распугав стайку светлых креветок, мотнувшихся прочь от его тени, и до тех пор плескал себе в лицо, пока кожа не стала гореть от пульсирующей крови.

Ночью Йама залез на смоковницу с той стороны, что смотрела на дальний берег. Он перекинул мокрую одежду через плечо и голым отправился в джунгли этого дерева, двигаясь сначала по пологому широкому стволу, а потом, когда ствол потянулся вверх к высокому пронизанному солнцем шатру кроны, стал пробираться по переплетающимся ветвям. И все время сквозь путаницу веток и корней внизу виднелась тихая темная вода. Крохотные колибри, ярко-синие, изумрудно-зеленые, будто сотворенные кистью большого мастера на эмалевой миниатюре, порхали с цветка на цветок. Пока Йама пробирался сквозь занавес листвы, на него накинулись целые тучи мух, попадая в глаза и забиваясь в рот. Наконец сквозь зеленый водопад лиан он увидел лоскут синего неба. Йама раздвинул мягкие на ощупь, узловатые стебли и, переступив их, оказался у намытого клочка земли, мшистого и покатого; у этого миниатюрного берега стоял ялик, из тех, что плетут рыбари.

В почерневшем перевернутом панцире речной черепахи темнели угольки маленького костра; Йама пропустил их сквозь пальцы — пепел оказался еще теплым. Йама натянул на себя рубашку и брюки и позвал хозяина, но на зов никто не откликнулся. Он осмотрелся и быстро нашел извилистую тропку, убегающую от полянки. Через мгновение за вторым поворотом он нашел рыбаря, запутавшегося в грубой сети из черной нити.

Такой нитью Амнаны ловят летучих мышей и птиц; смолистые волокна крепки, как сталь, и усеяны тысячами мушек, которые при любом прикосновении выделяют сильный клей. Часть нитей порвалась, когда рыбарь налетел на ловушку, и теперь он висел, как покойник в развевающемся саване, одна рука застряла над головой, а другая оказалась туго примотана к телу.

Он как будто не удивился, увидев Йаму. Грубым спокойным голосом произнес:

— Убей меня быстро. Имей милосердие.

— Я надеялся тебя спасти, — сказал Йама.

Рыбарь удивленно на него уставился. На нем была одна набедренная повязка, и на бледной коже попадались зеленые островки. Черные засаленные волосы висят спутанными прядями вокруг широкого лягушачьего лица без подбородка. Большой рот широко открыт, там видны ряды маленьких треугольных зубов. Выпуклые водянистые глаза покрыты прозрачной мембраной, которая успела три раза мигнуть, пока он сказал:

— Ты не из Болотного Племени.

— Я из Эолиса. Мой отец — эдил.

— Люди Болотного Племени считают, что они знают реку. Они и правда немного умеют плавать, но они жадные и загрязняют ее воды.

— Кажется, один из них тебя поймал.

— Ты, наверное, сын торговца. Мы с ними ведем дела, нам нужны сталь и кремень. Нет, не подходи, а то и ты попадешься. Меня можно выручить только одним способом, не думаю, что у тебя получится.

— Я знаю, как действуют эти нити, — сказал Йама, — жаль, что у меня нет инструментов, чтобы тебя освободить. У меня нет даже ножа.

— Их не разрежешь даже сталью. Брось меня. Я уже мертвец, Болотным людям осталось только меня сожрать.

Йама обнаружил, что поверхность тропинки похожа на губчатую подушку из скрученных корней, опавшей листвы, волокон, лишайников-эпифитов. Он лег на живот и просунул руку насквозь, так что пальцы коснулись воды.

Посмотрев на рыбаря, Йама сказал:

— Я видел, как люди твоего племени пользуются капканами с приманкой, когда ловят рыбу. У тебя в лодке такого нет? Еще мне нужна бечевка или веревка.