Книга В поисках наслаждения - Элизабет Эссекс

Лиззи приблизилась к нему еще, и когда опустилась перед ним на одеяло, выставилась напоказ ее красивая грудь. Его и без того высокое мнение о браке еще больше возросло.

— А почему Fides?

Она провела по надписи кончиком прохладного пальчика.

— Потому что это короче, чем «Англия», и менее рискованно, чем «Лиззи».

Лиззи громко рассмеялась, выразив абсолютное недоверие.

— Ты никогда не думая обо мне. Fides. Очень сенти…

— А какие у тебя претензии к сентиментальности? Или так боишься своих эмоций?

— Нет, не боюсь, но опасаюсь. Сентиментальность поощряет безграничное доверие собственным эмоциональным реакциям на все происходящее. Гораздо лучше быть человеком рациональным. Использовать свои личные пристрастия, свой опыт, хороший или плохой, но принимать решения разумные, с учетом объективных обстоятельств. Короче, с рациональной отстраненностью от собственных эмоций.

Она говорила так, как будто приводила цитату из какого-то социального памфлета, специально выученную, чтобы позлить и раздосадовать отца.

— С рациональной отстраненностью? — Он склонился над ней и поцеловал в основание шеи. — Прости меня, но я не заметил никакой рациональной отстраненности, когда совсем недавно ты лежала подо мной.

— Ну да, я…

Она запнулась и наклонила голову, чтобы облегчить ему доступ. Умная девочка. Теплая, умная девочка, достигшая брачного возраста.

— Да?

Ее кожа под губами была невыразимо мягкой.

— Просто мой разум как бы отделяется от тела, и мне ничего другого не остается, как получать физические ощущения, оставаясь при этом отстраненной.

Ее голос прошелестел чуть слышным шепотом, и дыхание стало поверхностным.

— Одни физические ощущения без какой бы то ни было рациональной мысли?

— Абсолютно.

Она легко коснулась его губами.

— Или эмоций?

Неподходящий вопрос для Лиззи. Она не соблаговолит ответить. Она просто выскользнула из его рук, как будто растворилась. Пытаться удержать Лиззи было все равно что пытаться поймать ртуть.

Она вернулась на свое место у окна в смятении, с которым пока не могла справиться, и уставилась на воду, потемневшую в сгущавшихся серых сумерках.

— Вон где ты будешь.

В какой-то степени это могло быть правдой. Он определенно будет в море. В этом море, но не в том смысле, как она думала.

— Да.

— Тебе писать?

Марлоу не мог определить тон ее голоса. Он показался ему неуверенным.

— Если хочешь.

— Обычно мне это не нравится. — Он уловил в ее голосе шутливую нотку. — Я нахожу писание писем чрезвычайно скучным занятием, но ради тебя готова напрячься. Но если тебе все равно…

— Нет. Я бы очень хотел, чтобы ты мне писала. Но, как понимаешь, письма будут приходить и отправляться довольно нерегулярно.

— Это едва ли важно. — И малозаметный жест кистью. — Все же, думаю, мне придется этим заниматься. Весьма полезное занятие для жены. Я скажу матушке, что не могу приехать в город, чтобы принимать гостей, поскольку очень занята написанием писем моему уехавшему любимому мужу.

Он обратил внимание на порядок слов: сначала «уехавшему», потом «любимому». Первое было обязательным приложением ко второму.

— Да, — продолжала она. — Я буду писать тебе каждый день во всех подробностях о состоянии дел в имении, о том, что делается. И ты пиши мне и рассказывай обо всех твоих морских приключениях. Что интересного и экзотического увидишь на пути в другой конец мира и обратно.

«Ничего экзотического я не увижу, — прокричало его внутреннее «я», хотя рот хранил молчание. — Я даже никуда не еду».

Его язык был способен только на банальности.

— Будет приятно получать от тебя письма. Можешь рассказывать мне, какие приемы посещаешь, как одеваешься, как выглядишь.

Теплая сияющая улыбка исчезла с ее лица.

— Неужели ты и вправду думаешь, что я буду этим заниматься? Ходить на приемы, вечера и балы с утра до ночи? Неужели ты так мало меня знаешь?

— Я знаю, что ты скорее предпочтешь шататься в зарослях живой изгороди с охотничьим ружьем, что выпросила у отца. Вернее, знаю, что это тебе нравилось в двенадцать лет. Но с тех пор ты выросла. Стала очень красивой молодой леди, которая появляется в обществе. — Тут Марлоу задумался. За последние две недели он посетил немало вечерних приемов, но видел ее только раз, в том роковом зале для публичных собраний. Он думал, что она будет блистать в обществе, где сможет в полной мере проявить свой яркий ум. — Неужели мысль о посещении вечеров, ассамблей и театральных представлений не доставляет тебе удовольствия?

— Я очень редко хожу развлекаться, люблю только музыкальные постановки. И то если они действительно великолепны и если публика приходит слушать, а не сплетничать. Я предпочитаю развлекаться в одиночестве.

— Почему?

Она пожала плечами, пресекая дальнейшие расспросы.

— Лиззи, иди ко мне. Иди расскажи, что ты делаешь, чем интересуешься. Я полагаю, — съязвил он, — что ты стала последовательницей Ханны Мор, тайной религиозной евангелисткой, и проводишь все свое время за чтением назидательных трактатов.

— Боже, нет. — Она направилась к нему. Ее настроение от его беззлобного подшучивания улучшилось. — Ничто так сильно не раздражает, как нравоучения. Я не выношу настырную назидательность.

Он громко рассмеялся. Если бы только она знала всю правду. Ничего, узнает со временем. На этот счет он не строил иллюзий.

Вытянув вперед руку, он привлек ее к себе на грудь и пощекотал носом ее нежную благоуханную шею. Облегчая ему доступ, она откинула назад голову. Такая сладкая, такая нежная.

— Я очень рад это слышать, Лиззи. Давай посмотрим, не смогу ли вернуть тебя из прямого в лежачее положение.

Глава 8

Всю свою энергию, все свои ощущения он сосредоточил на Лиззи — на нежном, изящном изгибе ее подбородка, на спиралях рыжих кудрей, ниспадающих на плечи, на пьянящем аромате ее тела, на бархатном тепле ее губ.

Поцеловав ее, он передал инициативу ее губам, в то время как сам принялся обследовать неизведанные тайники ее тела. Его руки заскользили по тонким выступам косточек на плечах, по нежной коже на внутренней стороне локтя.

Она тоже времени даром не теряла. Ее любопытные ладони, легко пробежав по его чувствительной плоти, гладили его грудь, массировали мышцы предплечий и спины. Ее руки, казалось, были вездесущи. Легко скользя по плечам, они оказывали на него воздействие, подобное ураганному ветру, сбивающему с ног. Простое прикосновение ее кожи к его коже лишало его сил.