Книга В поисках наслаждения - Элизабет Эссекс

— Пожалуйста, Лиззи. — Он говорил нарочно тихо, спокойно. И твердо. — Пожалуйста, обещай, что останешься в стороне от пламенных дел и пылких слов, пока я буду в отлучке.

— Боже, нет. Зачем мне это делать?

Она отвернулась, собираясь уйти, как обычно, но он удержал её за тонкую кисть.

— Лиззи, это важно. Обещай мне. Если что-то случится… я не смогу о тебе позаботиться.

— Мне не нужно, чтобы обо мне заботились. Я уже говорила тебе, что не беспомощна.

— Я знаю. Я это вижу. Но все очень серьезно. — Он взял ее за подбородок, чтобы заставить посмотреть ему в глаза. — Я прошу тебя об этом не потому, что хочу тобой командовать, но потому, что волнуюсь за тебя. Ты должна это понимать.

— Джейми, ты делаешь мне больно.

Нетерпение передалось его пальцам, вонзившимся в нежную кожу ее подбородка. И тут он впервые увидел это на ее лице. Страх. Ему стало противно, что он вызвал его, но она не имела представления, во что ввязалась, вступив в общество.

Он тотчас убрал руки и притянул ее к своей груди, чтобы жестом показать то, что не мог выразить словами: он всего-навсего пытается ее защитить.

— Лиззи, пожалуйста. Я не приму «нет» в качестве ответа. — Ему не нравилось, что то малое время, что было им отведено, тратится на споры. — Я тебе это компенсирую. Закажу целую повозку романов. Из Лондона. Пикантные и непристойные. Тебе понравятся.

Она взглянула на него из-под ресниц, наблюдая протянутую ей ветку оливы.

— Что ж, я тоже подумывала, не расширить ли мне круг чтения чем-то более легким.

— Ну вот. — Он ощутил прилив облегчения. — Ты читала Фанни Берни?

— Нет, — пробормотала Лиззи уклончиво. — Но размышляла, не стоит ли расширить список авторов.

— Кто тебя интересует? Я пришлю его работы.

— Сент-Огастин.

— Теолог?

Единственным предупреждением ему послужила ее озорная улыбка, которой она одарила его прежде, чем ответить.

— «Преимущества вдовьей жизни». Великий мыслитель был наш Сент-Огастин.

Убедившись, что ее залп достиг цели, Лиззи увернулась от него и помчалась вверх по ступенькам.

Вот чертовка! Имелся лишь один способ справиться с ее невероятной дерзостью. И двигалась она как раз в нужном направлении. В сторону спальни с куполом.

Марлоу неторопливо последовал за ней, но окольным путем, по черной лестнице через кухню, чтобы дать ей больше времени остыть после их короткой перепалки. Как смешно: десять лет в разлуке, шесть часов в браке — и уже поссорились. Он молил Бога, чтобы это было в первый и последний раз.

Перед дверью комнаты, прежде чем войти, Марлоу задержался. Босая, в простом платье, Лиззи стояла перед окнами, представляя собой очаровательное и довольно откровенное зрелище. Судя по жесту, с каким она прислонилась к оконному переплету, корсета на ней не было. Жар и вспышка желания воспламенили его сильнее огня. Удивительно, как ей шло быть естественной. Ему сразу захотелось раздеть ее догола прямо здесь, на полу.

Но в умной головке Лиззи крутились иные мысли. Она еще не была готова простить его окончательно, поэтому и стояла в стороне, хотя взяла тарелку с едой и даже приблизилась к нему, чтобы принять из его рук стакан отличного кларета. Пусть себе сохраняет дистанцию. До поры до времени.

Она молча ела, пила вино. Потом протянула ему свою оливковую ветвь.

— Расскажи мне о флоте.

Слишком обширная тема. Марлоу откинулся назад и сделал большой глоток густого вина.

— Что тебя интересует?

— Что угодно. Развлеки меня.

Эта фраза была заимствована из прошлого. Она часто прибегала к ней в их юности. Ему всегда нравилось рассказывать ей всякие истории, демонстрируя свою искушенность. Теперь, когда он, несомненно, имел куда больше опыта, его истории не всегда предназначались для нежного слуха леди. Даже Лиззи.

Но нет, она, похоже, была не менее кровожадной, чем вест-индские пираты.

— Как ты стал капитаном в твои годы? Не слишком ли молод для такого положения?

— Возможно.

Ему хотелось похвастаться, побалагурить. Хотелось рассказать ей о Тулоне, обо всех безрассудных поступках, которые совершил, чтобы увидеть, как восхищение озарит солнечным светом ее лицо. Но с чего начать? Конечно, не с начала, когда ее отец выгнал его, испуганного четырнадцатилетку, одного в ночь.

Тут Лиззи сама пришла ему на помощь.

— Где ты был ранен?

— Здесь, здесь, здесь и еще здесь.

Он стянул рубашку, чтобы продемонстрировать шрамы, и получил в награду ее смех.

— На карте, а не на теле.

Ее зеленые глаза сверкали и приподнимались в уголках, когда она улыбалась. Ему нравилась эта дерзкая усмешка, эта мимолетная улыбка, которая играла в уголках ее рта и служила знамением эмоций и в то же время защитой от них.

— В Свенскунде, Финском заливе на Балтике.

— В Финском заливе? Что ты гам делал?

— Состояние.

Он сделал еще один глоток кларета. Вино действовало на него расслабляюще.

— В Финляндии?

— В мирное время нам платили половину жалованья, но мой командир, прославленный капитан Сидней Смит, подал в отставку и отправился помогать шведам в войне против России. Я тоже поехал с ним. Я был его первым помощником. Когда дела шли хорошо, мы получали нашу долю трофеев. А трофеев хватало.

— Как… ты был наемником!

Ее лицо осветил ужас удивления. И он не мог понять, какие чувства она испытала — радость или отвращение.

Он пожал плечами. Клеймо пришлось ему не по душе. Он делал это не только ради денег.

— Нас держали на берегу на половинном жалованье, Лиззи. Флот его величества в нас не нуждался, зато шведы ой как нуждались. И хорошо платили за работу.

— Кто заплатил тебе шрапнелью?

Ее глаза снова уставились на его грудь. Он с трудом удержался от желания поднять над головой руки, чтобы насладиться теплом ее глаз.

— Русские, естественно.

Она вдруг сменила апатичную позу и, наклонившись к нему, взялась за края его рубашки.

— Это… это татуировка? — Разбираемая любопытством, она гладила пальчиком темную надпись в левой части его груди, пониже сердца. — Я не заметила ее раньше. Я вообще никогда не видела татуировки. То есть видела на руках моряков…

— Я моряк.

— Ну да. Я имела в виду матросов, а не офицеров. Написано: «Fides».

— Это значит — верность.

— Я знаю, что это значит. Но зачем ты ее сделал?

— Проиграл спор.

Он не стал ей говорить, что на самом деле выиграл двадцать два фунта шесть шиллингов — целое состояние для бедного гардемарина, каким был в ту пору. А главное — уважение мужчин их дивизиона. Потому что, она была права, офицер, джентльмен, не стал бы этого делать.