Книга Зной - Джесси Келлерман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сеньора? — окликнул ее из-за двери Фахардо. — У вас все в порядке?
— Все, — ответила она.
— Мне показалось, что-то не так.
— Все так.
— Ну, тогда не буду вас беспокоить.
Она подождала, пока он утопает, омылась и вернулась в будку, чтобы наконец заснуть.
Teniente сидел на краю раскладушки, развязывая шнурки ботинок. Рубашку он уже снял, оставшись в одной майке; мягкие, смуглые, безволосые плечи его вздувались, точно круглые ириски.
— В ситуациях, подобных этой… Жизнь тяжела, сеньора, так тяжела, и нам следует принимать утешение там, где удается его найти.
— Что вы делаете?
Он выпустил шнурки из пальцев.
— Я могу и не разуваться, если хотите. — Фахардо откинулся на раскладушку. — У вас такой вид, сеньора, точно вы того и гляди упадете.
Он похлопал ладонью по матрасу:
— Вы лучше присядьте.
И начал расстегивать брючный ремень.
Глория вылетела из кинотеатра прежде, чем он успел встать.
— Сеньора! — Уже сидя в машине, она увидела в боковое зеркальце, как Фахардо бежит, застегивая штаны, по улице. — Куда же вы!
Она подняла стекло и сунула ключ в гнездо зажигания, как раз когда он, подбежав к машине, постучал в ее окно.
— Вернитесь в здание. В такое время здесь ездить нельзя, это слишком опасно. В прошлом году одной женщине горло перерезали. Послушайте меня, сеньора…
Глория проверила: урна лежит на пассажирском сиденье. Свидетельство о смерти — в кармане. Два талисмана, доказывающие, что миссию свою она выполнила и возвращаться сюда ей никогда больше не придется.
Урна одобрительно кивнула ей: поезжай. Выбирайся отсюда. Глория включила двигатель и тронула машину с места.
— Сеньора! Я не пытаюсь надуть вас! Послушайте, мы не поняли друг друга, вы совсем не то обо мне подумали, поэтому — Seño — какого xepa!
Заднее колесо машины проехалось по его ступне. Хорошо он хоть разуться не успел, подумала Глория.
Она вела машину всю ночь, прорываясь сквозь усталость, и добралась до дома к пяти утра. Четыре часа сна — вот и все, чем ей пришлось удовольствоваться, прежде чем ее разбудил осуждающий взгляд стоявшей на туалетном столике урны.
Глория полежала в постели, вполуха слушая радио, бубнившее под аккомпанемент птичьего пения. Отсутствовала она лишь один день, но за это время все переменилось. Лос-Анджелес почти успокоился. Новости опять стали бессодержательными. Карл покоился в его вместилище; она больше не знала, есть ли у нее работа, и чувствовала себя победительницей в отдающей патологией игре «мусорщик идет на охоту».
Она встала, надела халат, поставила вариться кофе и позвонила Реджи Солту.
— Быстро ты управилась, Гиги.
Неподалеку от него кто-то закричал, требуя помощи.
— Подожди, — сказал Реджи и взревел: — Помогите ему, пока эта херотень не рухнула! Прибираемся, — пояснил, вернувшись на линию, Реджи. — С «Уоттсских башен»[39]чего только не попадало, теперь все это собирают в мешки, чтобы потом прилепить обратно.
— Сегодня утром случился еще один повторный толчок, — сказала Глория. — Я в это время в ванной была.
— При каждом из них снова отваливается какое-нибудь дерьмо, и людям приходится бежать к фургону за добавочными мешками. Эти ребята даже не муниципальные служащие — здешние добровольцы. Я тут что-то вроде начальника летнего лагеря. А, черт.
Громкий лязг.
— Там все в порядке? — спросила Глория.
— У тебя ко мне какой-то вопрос есть, Гиги?
Она рассказала ему о поездке, опустив романтический эпизод с Фахардо. Поначалу она думала, что Реджи ее не слушает — он то и дело просил подождать и отвлекался на что-то, — однако, закончив, услышала:
— Исусе, ну ты и боец. Поспорить готов, он таки сделал на тебя пару заходов, верно?
— Нет, — ответила Глория, — но я все же предпочла бы больше туда не ездить.
— И не езди.
— Я рассчитывала привезти сюда тело.
— По-моему, получилось даже лучше. Представь себе, как ты грузишь его в багажник.
— А по-моему, кремация без чьего-либо разрешения незаконна.
— Только не для мексиканцев, — ответил Реджи. — На самом-то деле я примерно такую историю услышать и ожидал. Ты даже не представляешь, какая у них там процедурная трясина.
— Дело не в трясине, а всего в одном человеке, оказавшемся безголовым идиотом.
— Ты только на меня-то особо не серчай, — сказал Реджи. — Это ж твои соплеменники.
Такова была еще одна представлявшаяся ей несносной особенность Реджи: его уверенность в том, что раз он черный — и женат на ней, — то имеет право молоть любую оскорбительную чушь, какая только влезет ему в голову. Точно так же он, заявившись домой в час, слишком поздний для чего бы то ни было, говорил, что по времени цветных людей нисколько не запозднился.
— Я вот никогда не опаздываю, — однажды сказала она ему. — Зато историчка в нашей средней школе опаздывала куда бы то ни было хронически, а она была еврейкой.
— Ладно. Тогда по времени национальных меньшинств.
Она напомнила Реджи о его маниакально пунктуальном партнере-корейце.
— Ну хорошо, а как назвала бы это ты!
— «По времени вечно опаздывающих людей» тебя устроит?
Впрочем, она уже научилась не обращать внимания на такие его закидоны. Вместе они больше не жили, и относиться к ним серьезно было необязательно. И потому сказала:
— Да, это мои соплеменники, Реджи. Ты прав.
ТРИ ДНЯ СПУСТЯ он отвез ее к адвокату, который занимался имущественными делами. Глория была рада возможности выбраться из дома. Урна корила ее, грозила ей пальцем всякий раз, как она проходила мимо. Поначалу Глория держала ее в спальне и, переодеваясь, закрывалась от урны дверцей платяного шкафа. Однако ощущение собственного целомудрия быстро ее утомило, и она перенесла прах Карла в гостиную — поставила урну на телевизор, тем самым лишив себя возможности смотреть любимый сериал «Риск».
Они поехали через Колдуотер-Каньон в Ван-Наис, где рекомендованный Уэсом Кацем адвокат держал офис в здании, наполненном кабинетами дешевых дантистов и дешевыми порностудиями.