Книга Судьбы передвижников - Елизавета Э. Газарова

была, несмотря на проблемы со здоровьем, созидательная и объединяющая энергия этого человека. Честность, ответственность, свободное владение французским языком, благожелательная контактность и, как следствие, наличие обширных и стабильных связей в самых заметных творческих кругах Парижа делали Алексея Петровича поистине идеальным связующим звеном между художественным миром культурного центра Европы и многочисленной, постоянно обновлявшейся колонией русских пенсионеров. И все дела, чаяния последнего, почти четвертьвекового парижского периода жизни Боголюбова подпитывались важнейшим для него смыслом – служением искусству и культуре родины.

На рю де Рома, 95, Алексей Петрович обзавёлся просторной мастерской, и этот адрес стал хорошо известен практически всем русским художникам, пребывавшим в то время в Париже. Сюда приходили за дельным советом, материальной поддержкой и просто ради приятного общения в кругу талантливых людей. Здесь можно было встретить Репина, Поленова, Верещагина. Морским министерством в ученики Боголюбову был определён Александр Карлович Беггров. Позднее в этот круг влился талантливый Иван Павлович Похитонов. Общество взаимного вспомоществования русских художников в Париже, созданное Боголюбовым, проводило еженедельные вечера, помогало устраивать выставки, организовало ссудную кассу для помощи художникам-соотечественникам.

Павел Михайлович Третьяков, приезжая в Париж, свой первый визит неизменно наносил Боголюбову. В галерее коллекционера обрели свой дом в общей сложности восемь картин Алексея Петровича, но только две из них были куплены непосредственно у автора, остальные приобретались уже не из первых рук. «Могу без лести себе сказать, – писал художник, – что мы были с ним (П. М. Третьяковым. – Е. Г.) приятелями». Боголюбов справедливо и благодарно отмечал, что, «будучи разумным собирателем», Павел Михайлович «давал нашему брату постоянно хлеб и тем двигал русское художество».

На протяжении четырёх лет продолжались боголюбовские «вторники», и всё это время их посещали люди, прямо скажем, выдающиеся – Иван Сергеевич Тургенев или Алексей Константинович Толстой. Дружеские отношения с Тургеневым открыли Алексею Петровичу, а заодно и другим русским художникам, двери салона прославленной певицы Полины Виардо, талант которой Боголюбов высоко ценил. В гостиной Виардо он свёл знакомство с Сен-Сансом, Золя и многими другими деятелями французской культуры. Вообще, Алексея Петровича прекрасно знали не только в кругу обосновавшихся в Париже русских художников, он был не менее хорошо известен среди выдающихся французских живописцев. Боголюбову симпатизировали, к примеру, Добиньи и Коро, и не только по причине очевидного художественного дара, французов подкупала русская широта души Алексея Петровича, изящно соединившаяся с европейской практичностью. Да и в творчестве Боголюбова гармонично соединились трогательное своеобразие отечественного пейзажа и новомодные тенденции западной живописи.

На вечерах Боголюбова зародилась идея организации керамической мастерской. Она была успешно воплощена в жизнь, но с отъездом на родину молодых художников мастерская прекратила своё существование. Ностальгия не была чужда и самому Алексею Петровичу. В 1877 году он писал Константину Аполлоновичу Савицкому: «Хочу перебраться совсем в Москву, но не сжигать кораблей в Париже. Зиму отдаю этому чудному городу, а остальное России…» Боголюбов решил обзавестись в Москве домом, план которого предполагал наличие галереи и мастерской. Для обустройства московского жилья художник отправил из Парижа картины, предметы мебели, но здоровье художника решительно воспротивилось осуществлению задуманного. Пришлось окончательно обосноваться во французской столице, а московский дом за ненадобностью был продан племяннику Павла Третьякова.

Вырученные от продажи недвижимости средства приблизили осуществление давнишней мечты живописца – создание в Саратове в память о деде Александре Николаевиче Радищеве художественного музея и школы при нём. О своём намерении Боголюбов уведомил саратовского губернатора, но ответа не получил. Художник даже стал рассматривать возможность устройства музея в других местах, так или иначе связанных с именем прославленного предка, но взыграло его всегдашнее стремление к справедливости, и Алексей Петрович разразился письмом-ультиматумом в адрес Саратовской думы. Боголюбов сообщал о твёрдом решении передать городу всё своё художественное имущество, при условии, что город позаботится о постройке здания музея (по проекту дарителя) с помещением для школы. В случае неисполнения этого условия, художник обещал отыскать других, более благодарных и расторопных исполнителей своей воли. На этот раз администрация Саратова, словно пробудившись от тяжкого сна, проявила активность и, ознакомившись с предметами будущей экспозиции, выразила готовность устроить в городе музей имени А. Н. Радищева с размещением в нём боголюбовской коллекции картин, гобеленов, антикварной мебели, изделий из бронзы, фаянса и пр.

Так, заботясь об увековечивании памяти деда, Алексей Петрович одновременно стал основателем первого российского провинциального музея, торжественное открытие которого состоялось 29 июня 1885 года. А вот двери рисовальной школы распахнулись только спустя три месяца после кончины её идейного вдохновителя. Что ж тут поделаешь! Преодоление российской бюрократической косности частенько оказывается делом хлопотным, даже если от государства требуется всего лишь моральная поддержка. Музею и рисовальной школе Боголюбов завещал всё своё имущество и капитал в сумме 200 тысяч рублей, что свидетельствует о наличии у Боголюбова ещё одного существенного и не совсем типичного для художника таланта – умения распоряжаться финансами, добытыми исключительно большим и честным трудом.

Из своего метода сохранения и приумножения доходов Алексей Петрович не делал секрета, подробно расписав его тем, у кого благосостояние художника вызывало завистливое недоумение: «…при конце пенсионерства разом продал картин на тысяч 20 франков. А вернувшись в Петербург, когда сдал заказ ко Двору, то взял за это 35 тысяч рублей. Из них пятнадцать отдал в казну с тем, чтобы мне дали ежегодную пенсию в тысячу рублей, а остальные положил в капитал и не тратил его. Так я вёл своё дело постоянно. Половину заработка проедал, а другую клал в сторону, что и составило моё состояние. <…> …но вообще я был трудолюбив, как никто из вас, и это говорю без хвастовства, ибо, когда жил в Дюссельдорфе, немцы меня прозвали “Пчелой” по труду. Спекулировать я не был рождён, но долгов никогда не делал, и вот в этом-то и была моя главная сила».

Алексей Петрович Боголюбов создал за свою жизнь порядка трёх тысяч живописных и графических произведений, и среди них – уникальные серии картин из истории российского флота, охватившие два столетия – от петровских времён до Русско-французского союза 1896 года. На протяжении всей жизни художник пользовался уважением и поддержкой на самом высоком уровне, общаясь с императорами с почтением, но без подобострастия, с неизменным чувством собственного достоинства. Монархи обычно жалуют таких подданных, особенно при наличии в этих людях большого таланта. Мощным сближающим началом выступил обоюдный интерес художника и власти к искусству, прославляющему военно-морское прошлое и настоящее отечества, что сослужило русской культуре добрую службу. Без участия Алексея Боголюбова не обошлось, к примеру, создание Галереи русского искусства в Аничковом дворце. Александр III со своей стороны активно поддержал план создания Радищевского музея.

Идею создания музея всей душой одобрила и гражданская жена художника – баронесса Элизабет Франсуаза Шивр. Судьбы