Книга Увиденное и услышанное - Элизабет Брандейдж

под перезвон цымбалов.

Тем мартовским утром небо было мрачным, ветер быстрым и холодным. На выцветшей лужайке распустились крокусы. Мэри приехала рано, как всегда, когда надо было показывать дом, чтобы подстраховаться от неожиданностей. Когда дом долго пустовал, такое случалось – разбитые окна, лужи, дохлые мыши. Подъезжая к ферме в то утро, она невольно вспомнила старую подругу Эллу. Дом стоял такой белый, излучая достоинство старинной простоты. Она отперла дверь ржавым железным ключом, представляя, что внутри будет сырость и сквозняк, и пошла включить отопление. Печь ожила, и батареи зазвенели. Ей показалось, что это похоже на оркестр, настраивающий инструменты перед концертом. Довольная, она прошла по дому, открывая ставни, впуская свет. Ее внимание привлекли деревья снаружи. Ей показалось, что чутье у нее сегодня особенно острое. Она слышала, как дребезжат стекла, шуршат жалюзи, летают по крыльцу сухие листья. Ненадолго показалось, что время остановилось, и она может просто так простоять весь день – но потом потянуло сквозняком, где-то открылась и захлопнулась дверь. Боже мой! Это напугало ее до полусмерти. Проблема в том, что ветер не остановить. Он чуть качнул медный светильник. Она посмотрела, как он поворачивается и как мигают лампочки. Проклятые старые дома.

Она плотнее закуталась в пальто, сожалея, что вчера съела две порции мороженого. Скука – вот в чем дело. Больше нечем заняться.

Она просила Райнера Люкса прибраться здесь, но он отказался – мол, когда они были живы, он сюда ни ногой, а с какой стати сейчас-то? Они когда-то сильно поссорились, а теперь вот у него живут их дети. Она никогда не уставала удивляться, как иронична жизнь. Именно она заказала мусоровоз, а не он – пришлось смириться еще и с этими расходами. Если продать, окупится, но ведь мало шансов, а если нет – ну что ж, снявши голову, по волосам не плачут. Райнера было невозможно уговорить сделать то, что он не хотел, но показывать дом в нынешнем состоянии, мягко говоря, неловко. Спальня на первом этаже, где старик Хейл доживал последние дни, пахла чем-то непонятным. А, да, моча – и от этого запаха так просто не избавишься. Комната была завалена мусором, на пыльном, персикового цвета покрывале на старой кровати кучами лежала поношенная одежда. Дверь шкафа осела на грязный половик, но, когда она открыла ее, почувствовался другой запах, человеческий, мужской, на плечиках устало висела одежда старика. На крючке – толстый кожаный ремень, он чуть покачивался – пустая угроза. «Семейная традиция Хейлов», – подумала она. Все знали, что Кэл бьет жену и мальчишек, это вовсе не было тайной. Она собралась было бросить ремень в мусорную кучу, где ему самое место, но тут подъехала машина.

Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь, но та тут же снова открылась, словно издеваясь. Она раздраженно захлопнула ее и придержала рукой, словно бросая ей вызов.

«О Элла, бедняжка», – подумала она, вспоминая любимую подругу, как они сидели на крыльце, когда дети были маленькими, и курили, теперь Элла казалась далекой, поблекшей, недоступной. Мэри всегда знала, что у них проблемы, но, стоило ей коснуться этой темы, Элла выходила из комнаты. Люди сплетничали. Ну, в таком городке особо больше нечем развлечься. Элла была такая чувствительная, что едва это выносила. Люди смотрели на нее у Хака. Шептались. Наконец она перестала показываться в городе. Она не выходила из дома.

Мэри открыла входную дверь и подождала, пока пара припаркуется. Они приехали в небольшом зеленом кабриолете, импортном, и жена вышла, в коричневом двубортном фетровом пальто, на голове белый платок. В темных очках, она двигалась грациозно, как кинозвезда. Мэри подумала – может, она правда известная и нуждается в маскировке.

Отец учил Мэри, что про клиентов многое становится понятно буквально в первые минуты. Нужно всмотреться в их лица, вообразить их худшие страхи. Клэры были городские, жили в квартире на Риверсайд-драйв. Мэри редко бывала там, но в целом представляла, что это за место. По тому, как они стояли, чуть ошарашенные, она поняла – они ничего не знают про дома, тем более про фермы. Но она заподозрила, что они романтики, любители очарования старины. Жена отошла осмотреть поля, она сняла очки и защищала глаза ладонью. Иных – да что там, многих – земля отталкивала. Люди хотели простора, но не столько же, бога ради. Мэри смотрела, как они стоят рядом и щурятся, жена обхватила себя руками, будто только что вышла из бассейна. Муж приобнял ее за плечи, неловко, выказывая скорее чувство собственника, чем любовь, и когда они пошли к дому, Мэри по его лицу поняла, что он уже принял решение.

Это послужило для Мэри сигналом. Она вышла на крыльцо при их приближении.

– Доброе утро. Вижу, вы благополучно добрались. – Они поздоровались за руку и представились друг другу. – Заходите, давайте посмотрим.

Они вошли, и женщина сняла шарф. Заправила волосы за уши, и Мэри увидела, что она красавица – причем, похоже, муж этого не замечает, он слишком занят собой. Похож на актера из сериала, чисто выбритый и жизнерадостный, но, если присмотреться, начинают всплывать темные тайны.

Она провела их по комнатам первого этажа. Жене вроде понравилась голландская дверь на кухне, и Мэри показала, как открыть верхнюю половину, чтобы проветрить.

– Это оригинальная дверь, – сказала Мэри. – Крыльцо было пристроено в сороковых, и гараж тоже.

– Я всегда хотела такое, – сказала жена.

– Да, они красивые. На нашем стоит стол для пикника. А главное, мухи в лимонад не попадают.

Наверху жена выбрала комнату для дочери.

– Сколько ей? – спросила Мэри.

– Ей три.

– Три, а будет когда-то и тридцать.

– Верно, у нее блокнотов больше, чем у меня.

Мэри подумала о собственной дочери, Элис, которая любила наряжаться в шарфы и бусы, топая по кухонному линолеуму в маминых туфлях. Когда ей исполнилось десять, Мэри разрешила ей самой выбрать обои, лиловые в рисунок «огурцы», в каталоге они смотрелись неплохо, но на стене, в сочетании с таким же покрывалом на кровати оказались сущим кошмаром. Эти люди еще не знали, но им предстояло еще много переговоров. Мэри на собственной шкуре знала – с детьми договориться невозможно. Все равно кто-нибудь проигрывает.

Жена не захотела спускаться в подвал – дурной знак. Мэри провела его вниз, и он посмотрел бойлер и насос, проверил соединения, а потом все трое пошли осматривать земельный участок. Снег уже растаял, и поле было грязное, холодный ветер дул в спину. Идя вслед за парой, она заметила, что они держатся поодаль