Книга В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера Генерального штаба и командира полка о Русско-японской войне - Михаил Владимирович Грулев

кипяток, – конечно, бесплатно (об этом возвещается большими буквами на прибитой снаружи вывеске); чай и сахар отпускаются от казны.

В конских вагонах жизнь течет по особому режиму, тщательно выработанному еще перед выступлением в поход; но кое-что указал опыт и во время переезда. Мы знали, например, что лошадям не следует давать полной дачи овса, заменяя ее отчасти отрубями. Но еще лучше, при переездах летом, запастись косами, хотя бы по одной на каждый вагон: прекрасная трава имеется в Сибири около самого полотна дороги, почти на всем пути; поэтому есть полная возможность, пользуясь остановками, накосить всегда запас травы, а свежая трава всего лучше действует на пищеварение лошади и в известной степени предупреждает отек ног, всегда возможный при продолжительных переездах. Конечно, выводка лошадей необходима сама по себе, и мы это проделывали при остановках продолжительностью в 2 часа и более. Следует еще помнить, что при помещении в вагоне 8 лошадей и 3—4 нижних чинов температура получается там довольно высокая; поэтому при водопое следует остерегаться холодной воды прямо из помпы железнодорожной водокачки, иначе неминуемы у лошадей простудные заболевания.

При подходе поезда к станции музыка неизменно играет полковой марш. Весело и звонко уносятся далеко звуки музыки, которые будят иногда торжественную тишину окружающей тайги и уединенную безлюдную станцию, а иногда – в более людных станциях – скликают отовсюду слушателей и слушательниц. Надо заметить, что для сибиряков и сибирячек вокзал и в обыкновенное время, при приходе и отходе поезда, является центром гулянья, флирта и рандеву, выполняя то же назначение, как и вокзал придорожных дачных мест около столиц. При проходе же воинского поезда оркестр военной музыки, во время часовой стоянки на станции, придает обычному назначению вокзала совсем особую прелесть и в несколько минут собирает на дебаркадере огромную толпу гуляющих. Недалеко, около дверей пятого-шестого вагона образовалась тоже огромная толпа: оказывается, там идет своя музыка – гармония и скрипка – под звуки которой неутомимый и лихой плясун 1‑й роты, Аксенов, носится вьюном, обдавая многочисленных зрителей молниеносными взглядами; дрогнул какой-то «вольный» из толпы, – не выдержал и пустился в соревнование с Аксеновым: подобрав полы длинного кафтана, бравый парень (должно быть, из сибирских приискателей) пустился в присядку; но Аксенов не стерпел конкуренции «вольного» и живо побил рекорд, отделав соперника в пляске особыми, чисто солдатскими коленцами двусмысленного пошиба, вызвав гомерический хохот толпы; на смену приискателя выступил солдатик, к которому Аксенов отнесся уже вполне добродушно…

Что за прелесть этот Аксенов! Вечный балагур, сыплет прибаутки направо и налево, неизменно угадывая настроение толпы; песню затянет как раз тогда, когда всем хочется петь, в пляску готов пуститься и в 7 часов утра, и в 4 часа ночи… Такие Аксеновы в походе – сущий клад: они незаметно отрывают всю свою среду от тяжких дум, от жгучей подчас действительности, подсовывая всем кончик веселого настроения, за который в такие минуты все охотно хватаются…

Увы! Недолго развлекал он товарищей. В боях на Шахэ был тяжело ранен и эвакуирован в Россию и едва ли жив; а всего менее вероятно, что сохранил прежнюю веселость характера…

На станции Тайга, во время остановки, наш эшелон нагнал экспресс, мчавшийся из Петербурга на Восток. Из вагона выскочил полковник Ц-ль, начальник штаба нашей дивизии, нагонявший свой штаб. Старый товарищ такой же жизнерадостный и счастливый, как всегда. Мы успели только обнять друг друга и перекинуться парой слов, чтобы снова расстаться до встречи на театре войны.

Иркутск. 26 июня, около 4 час. дня, эшелон наш прибыл в Иркутск. Изредка мне удается совершенно случайно увидеть и знакомиться с офицерами моего полка, едущими в составе других эшелонов; это случается тогда, когда впереди следующий эшелон имеет на какой-нибудь станции продолжительную остановку и наш эшелон прибывает туда до отхода предшествующих. Только такими урывками и приходится пользоваться для знакомства с офицерами. Конечно, как бывшему начальнику штаба дивизии офицерский состав полков дивизии мне до некоторой степени известен; но все же не настолько, сколько это обязательно для командира полка.

Зато к офицерам эшелона – штаба полка и 1‑й роты, следующей при знамени, – я в пути присмотрелся достаточно. Старший врач полка, как это установлено несуразными основами нашей мобилизации, получил перед походом командировку на театр войны, для формирования какого-то полевого госпиталя, а вместо него на должность старшего врача прибыл служивший по земству М.В. Г-в, человек не от мира сего, врач честнейший и человек добрейший; но с больными нервами – совершенно непригодный для тяжелых условий боевой жизни, которых он действительно не выдержал впоследствии и одного месяца; при виде первых убитых и раненых, при временном наплыве больных дизентерией он только плакал и пришел в такое нервное расстройство, по отзыву товарищей врачей, что был близок к психическому расстройству и его пришлось отправить в тыл. Заведующий хозяйством подполковник С-в не скрывает своей нелюбви к строю, особенно в военное время, но – профессор по части хозяйственной, которую изучил на практике на всех хозяйственных должностях. Командир 1‑й роты капитан Г-з, отличнейший боевой офицер, получивший впоследствии за время войны семь боевых наград до золотого оружия и чина полковника включительно. Младший офицер роты штабс-капитан Н-в показал мне на деле, как иногда расходятся соображения штабные от подлинных строевых: этот офицер вынужден был года за два перед тем оставить службу в полку за наклонность к спиртным напиткам и другие прегрешения; а когда объявлена была мобилизация и возник спрос на офицеров, я поддержал в штабе ходатайство Н-ва, и он теперь опять на службе в том же полку. На вокзале в Иннокентьевской я убедился, что мой протеже еще не расстался со своей пагубной слабостью и не только сам выпил много лишнего, но и другого напоил. Впоследствии, во время военных действий, штабс-капитан Н-в показал себя офицером храбрым и мужественным, не перестававшим, в минуты боевого затишья, искать развлеченье в выпивке.

Полковой адъютант, штабс-капитан Ф-в, мне тоже известен был хорошо по его склонности к выпивке и в то же время – как хороший, дельный работник. Мой предшественник по командованию полком, ничтоже сумняшеся, разрешил полковому адъютанту остаться на месте постоянного квартирования полка, якобы для сдачи каких-то дел; а на самом деле, просто для того, чтобы погулять на свободе, предоставив ему догонять полк экспрессом на походе. Я все время пути лишен, таким образом, помощи полкового адъютанта. Таким же образом мой предместник выпустил из полка опытного делопроизводителя по хозяйственной части, заменив его своим протеже, заведомо неграмотным и ничего не знающим писарем. Зная, что он на