Книга Король мертвецов - Василий Анатольевич Криптонов

— дело наживное.

Родий у меня, благодаря недавним приключениям, было — хоть известным местом жуй, ажно целых сто двадцать шесть штук. Горящей необходимости быстрей-быстрей подниматься до Пятидесятника вроде как нет, терпит. Так что можно немного порасти вширь.

Кивнув этой мудрой мысли, я ввалил пять родий в апгрейд Знака Восстановление сил, переведя его таким образом на третий уровень. Справочник, который я давно оцифровал себе в голову, обещал, что на третьем уровне Знак позволяет до суток непрерывной деятельности. А если просто не спать — то до недели.

Кастанув на себя эту прелесть, я почувствовал себя свежим и отдохнувшим. Не полноценный отдых, конечно, но в качестве временной замены — вполне себе.

— Ладно, Тихоныч. Убедил. Маркетолог из тебя хороший. Метнусь посмотреть твою страшную кобылу.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Извольте подождать, я велю карету…

— Да не надо мне карету. Карета скоро ещё понадобится, побереги имущество.

В Полоцке-то у меня точно якорей нет. И готов спорить, что нет их и у моих друзей-охотников. Где мы, а где Полоцк. Расстояние не бог весть какое, конечно, а всё-таки день на дорогу закладывать придётся. Неприятно от этой мысли. Избаловали меня Знаки, ох, избаловали!

Я поднялся к себе, взял всю необходимую экипировку и через нуль-Т кабину перенёсся на Знак, который оставил в прошлый достопамятный визит. Вышел из лесочка, огляделся.

Вот оно, озеро. Тихое, спокойное, и не скажешь, что тут вила с водяным смертельную битву устраивали. Зато, вот, кобыла-карпоед образовалась. Того не лучше…

Я двинулся в деревню. Первым встречным оказался подросток лет пятнадцати, с классической стрижкой под горшок. Он шагал куда-то без видимой определённой цели и легко перехватился.

— Стоять. Бояться, — скомандовал я.

Пацан остановился, но бояться не спешил. Окинул меня взглядом без всякого страха, задержался на перчатке. Тут брови взлетели, рот приоткрылся в этаком «ого!»

— Да-да, охотник, — покивал я. — Но суть сейчас даже не в этом. А суть в том, что я — хозяин этой деревни, граф Владимир Всеволодович Давыдов. Слыхал о таком?

— Как не слыхать… — оробел, наконец, пацан.

— Тебя как звать?

— Гошкой.

— Это Егор, что ли?

— Вестимо, Егор.

— Хм. Путаница получается. Ладно, будешь Гошкой, так проще. Дело такое, Гошка. Дошли до меня смутные слухи, что имеется у вас кобыла…

— Тварь, что ли? — перебил Гошка, мигом растеряв весь пиетет. — А то ж! Имеется, окаянная! Убивать будете?

— Эм… Ну, чего ж сразу так радикально-то. Посмотрю для начала.

— Это запросто. Она тут где-то ходит, айда поищем.

— В смысле, «тут где-то»? Она не на привязи? Смотрит кто за ней?

— Ха! За такой присмотришь. Привязь она рвёт. Из конюшни выламывается. Двери ногами — на! — и вылетают! Петро, кузнец, её поймать пытался — так она его зубищами хвать! Дарина потом нитками зашивала, вот такенная рана! И болел ещё неделю. А подковать её пытались — так она вовсе Мишке копытом башку чуть не пробила, три дня лежал, как дурак, слова сказать не мог. Потом ничего, очухался вроде.

— И что, она у вас просто так ходит? Бесхозная?

— Знамо дело! То вокруг деревни, то по деревне. Ходит, будто догляд ведёт. Жуть такая. На ночь запираемся, потому как случай был. Легли хозяева спать, это Фадей с Томкой своей. А просыпаются от звуков. Встают — мать честная! — стоит это чудище, башку в окно просунула и блины со стола жрёт! Томка на неё со скалкой, а та зыркнула на неё глазами светящимися и матом.

— Матом?

— Как есть, по матери послала. Томка так и села, где стояла. А кобыла блины сожрала и ушла. И ещё кучу им во дворе навалила.

Шагая рядом с Гошкой, я ощущал, как у меня в голове происходят какие-то необратимые разрушительные процессы. Гибнут, гибнут безвозвратно с такими трудом и любовью выпестованные нейроны! Что за дичь мне тут втирают? Да я под «кислотой» бы такого не выдумал!

— Где вы её взяли-то вообще?

— Знамо дело — из лесу привели! Жеребёнком. Нормальная была, покуда в силу не вошла. А там как давай исполнять — страх господень! Наши уж, грешным делом, истребить её пытались…

Тут Гошка осёкся, замолчал и, втянув голову в плечи, покосился на меня.

— Чего ты? А, что кобыла — хозяйская?

— Вестимо…

— Не парься, я наказывать не любитель. Да и вообще, тогда ж ещё не я хозяином был.

— То да…

— Ну, и чем истребление закончилось?

— Да ничем! Распинала она всех. У Хомы ружжо есть, так он в неё стрелял, и попал даже. А она ему подошла — и копытом по причинному месту. Тот ружжо выронил, она копытом его хрясь — и пополам.

— Хому?

— Ружжо! Хому не тронула боле. Но ему хватило, баба его с тех пор тоскует и по ночам к Остапу бегает, а Хома тож тоскует и самогонку глушит.

Экие подростки в деревнях развитые, всё знают. Только слова «коитус» не знает, наверное. Удивится.

— Вона она! — крикнул Гошка показав пальцем. — Злодействует!

И я увидел кобылу.

Н-да… Чёрная, как смерть, она стояла перед какой-то постройкой и долбила в закрытую дверь передним копытом.

— Это она в курятник ломится, — понизив голос, объяснил Гошка. — Сейчас дверь выбьет, сука такая, и яиц нажрётся. А может, и куру тоже съест. Яйца любит — спасу нет. И насрёт всенепременно, мол, вот вам. Не любит она нас.

Кобыла была на глаз несколько крупнее, чем полагалось стандартной. Грива нечёсанная, спутанная, длинная и придавала ей залихватский, панковский вид. Никакой оснастки, вроде седла и прочих глупостей, разумеется, не было. Зато какие мускулы перекатывались под шкурой, мать-перемать! Это ж не лошадь,