Книга Никого нельзя обижать! Семестр І - Yelis

поняла.

– Ты, вообще, с головой своей дружишь? – получил мой МИД дипломатическую ноту.

– С головой необязательно дружить. У меня с ней чисто деловые отношения: я её кормлю, а она думает. Зато у меня характер не такой, как у тебя! – выдал я коммюнике по итогам проведенных на высшем уровне переговоров.

– Это какой же у меня характер?

– Ты точно хочешь услышать ответ на этот вопрос? – уточнил я запрос на выдачу конфиденциальных данных.

– Хочу!

– Ты не утонешь нигде. Так что засунь это дежурство себе в п…ортфель!

Судя сузившимся глазам и сжавшимся кулакам, староста прекрасно поняла, куда я посоветовал всё засунуть, так как никаких портфелей у местных школьников не было:

– Я сейчас тебя туда засуну!

Моя буйно разыгравшаяся фантазия тут же нарисовала озвученную Опаловой картину, и я не смог удержать в себе ехидное ржание и новую неосторожную фразу:

– Я, конечно, не стилист, но мне кажется, что с мозгами тебе было бы лучше.

Староста сама уже поняла, какую глупость сморозила, задышав после этого, как маневровый паровоз. Мне даже жарко стало, так как температура вокруг нас ощутимо повысилась. Благо сквознячок, подувший из открытого окна, принёс с собой освежающую осеннюю прохладу.

Но отступать перед разъярённой начальницей я не собирался. Бунт, так бунт! Маг я или погулять вышел?

Оказалось, что именно погулять и вышел. Даже не погулять, а поиграться в песочнице. Причём в прямом смысле.

Невидимая рука закона легко подняла меня и вышвырнула в открытое за спиной окно, выдавив попутно ни в чём не повинную противомоскитную сетку.

«…малышей не обижать, учат в школе, учат в школе, учат в школе …» – слова известной всем детской песенки крутились у меня в голове пока я, аки орёл, парил над просторами моей гимназии. Хотя почему всем? Это там, у меня, в счастливом прошлом, всем. А здесь, у них, в суровом будущем, наверняка только мне одному.

Кажется, в песне было ещё что-то про «книжки добрые любить и воспитанными быть». Книжки я люблю, их тут много и даже интересных. А вот с воспитанием, как показывает опыт, у меня не всё в порядке. По крайней мере, такое мнение у моего сегодняшнего «руководителя полётов». Хотя я ничего такого и не сказал – правду, только правду и ничего, кроме правды. И слова все были вполне цензурными. Смысл их, конечно, тяготел ближе к обсценной38 лексике. Но очень уж сильно меня достали. И всего-то за месяц.

38. Одной из разновидностей обсценной (от лат. оbscenus – непристойный) лексики в русском языке является мат.

Лететь, хвала Всевышнему, далеко не пришлось. Посадочный аэродром находился прямо под окном вылета. И это – несомненный плюс. Вторым положительным фактором было то, что окно это располагалось на первом этаже. Третьим плюсом оказалась посадочная полоса, щедро присыпанная слоем песка, который не израсходовали при ремонте гимназии. И последним положительным аспектом был мой сработавший доспех духа.

Но были и отрицательные моменты, два из которых с тревогой выглядывали сейчас из пострадавшего окна.

Но не это было самым неприятным. Наиболее досадным было то, что ночью прошёл сильный дождь. И весь песок, в который я неосторожно шлёпнулся спиной, был им пропитан, как невыжатая кухонная губка после окончания мытья посуды.

Поэтому вся, выдавленная моим телом вода, мало того, что намочила мои тылы, так ещё и обильно оросила фронт, особенно в том месте, где у средневековых рыцарей располагался гульфик.

Нехорошие для моего самолюбия ассоциации подтвердили смешки и тычки пальцами одного из двух минусов, сменившие собой былую тревогу за им же содеянное:

– Ты смотри, Маринка, работает твоя пушка. Да ещё так эффективно, что получаются зассанцы.

А вот это точно было лишним!

– Ну, с-с-сука, погоди! – выплюнул я попавшую в рот воду, имея ввиду потерявшую все берега зайку.

Перевернувшись, чтобы дождевая влага равномерно распределилась по одежде, я поднялся и направился ко входу в женское общежитие. Не лезть же в окно, хоть и к девушкам, но отнюдь не любимым, а совсем даже наоборот! Ещё щелбанов получу как от них, так и от других девчонок, начавших высовываться из-за спины зарвавшейся дурочки!

На подходе к цели из распахнувшейся парадной мне навстречу выбежала встревоженная Лада, которая, разглядев что-то на моём лице, развернулась и застыла в дверях, изображая собой пятиконечную звезду и что-то крича.

Улыбнувшись девушке, бесполезно старающейся что-то донести сквозь гул в ушах до моего закуклившегося сознания, я поднял руками почти невесомую преграду и, поцеловав её в носик, переставил себе за спину.

В коридоре общежития от меня тоже шарахались, хотя я не переставал мило улыбаться всем встреченным девчонкам.

В столовой почти никого не оказалось. Только повара попрятались за стеклянными витринами на своей части зала да несколько зевак почему-то вдоль стен осторожно пробирались к выходу, но тотчас же замерли, увидев меня на пороге нашей общей трапезной.

– Все дамы, на выход! – прорычало что-то вместо меня, сделавшего несколько шагов вперёд, освобождая перекрытый было проход.

И всех застывших до этого девочек словно ветром сдуло: те, кто помладше, облачённые в гимназическую униформу, просочились между мной и стенами столовой, а те, что постарше, обряженные в белые поварские кители, покинули зал через свой, доступный только для них выход.

– Тебя я тоже не держу, – кивнул я головой замершей посреди зала Покровской Марине.

Пожав плечами, и, не обращая больше внимания на подругу старосты, не спешащую воспользоваться моей добротой, я уставился на так и оставшуюся стоять около окна старосту, улыбнувшись ещё приветливее:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!

И сделал шаг по направлению к моей обидчице.

– Стой, не подходи! – прокричала мелькающая перед глазами Покровская, размахивающая руками и пыхтящая, как беременный ёжик.

«Почему беременный, да ещё ежик?» – удивилась какая-то часть меня. Но оставшись без ответа, озадаченно замолкла.

Чего хотела добиться Покровская своей пантомимой, я не знаю. Что-то вроде бы щекотало мои рёбра после махов её рук и прикольных хеканий, похожих на выдохи теннисисток на корте Уимблдона. Но только мне было не до них. Я увидел цель и шёл к ней, не замечая никаких препятствий.

Даже хук, прилетевший от неугомонной одноклассницы, заставил лишь слегка дёрнуться мою голову. «Ха! Да я настоящий терминатор!» – снова вылезла на свет частица моего я, оставившая в покое бедного ёжика. – «Что там мой прообраз сделал с Сарой Коннор?»

Реагируя на замелькавшие в ушибленной