Книга Грехи и погрешности - Алексей Владимирович Баев

городе ходили не самые добрые легенды. Ох, так-то оно так, да вот только нынешний наш рассказ не об этой расчудесной парочке.

Итак, в ночь с пятницы на субботу Туманову привиделся сон, что само по себе было ему в диковинку. А тут ещё и сонник, оказавшийся под рукой, однозначно трактовал видение ковра, как совет ожидать в ближайшем времени значительной прибыли. Плюс сновидение, случившееся в указанное выше время, необходимо было однозначно почитать за вещее.

Туманов, не слишком обременённый тяжким интеллектуальным грузом ответственности, всю свою сознательную жизнь трудился на местном градообразующем предприятии оборонной направленности инженером по технике безопасности. Эту немудрящую, но любому производству крайне необходимую – хоть и бесперспективную – должность получил он по окончании политехнического вуза в дар от родного дяди, тогдашнего замдиректора завода, пребывающего ныне в добром здравии на заслуженном пенсионном отдыхе. Заработная плата нашего инженера – пусть нулями не заоблачная, но стабильно, два раза в месяц миловидной кассиршей Дашей выдаваемая – позволяла Туманову питаться сносно, даже вполне калорийно, одежды приобретать более или менее приличные, во всяком случае, не постыдные, в достойном виде содержать старенькие «Жигули» седьмой модели и ежегодно посещать по путёвке умеренно-комфортабельный заводской профилакторий «Бора-Бора» на озере Чёрном. На том самом, что теперь уже не слишком надежно прячется от назойливых глаз и снастей любителей меркантильного лова серебристого карася в солнечном хвойном лесу километрах в сорока от города.

В связи с изложенными обстоятельствами Туманов на скорейшее получение сверхприбыли, обещанной ковром из собственного сна, рассчитывать, конечно же, не мог, и он это прекрасно понимал. Но в душе очень надеялся – под капотом «семёрки» в последние недели что-то нехорошо постукивало, пора было ставить «ласточку» на капремонт. А это, как вы понимаете, нешуточные траты.

Сегодня же, в наступившую по местному времени около девяти часов назад субботу, Туманов не без удовольствия принял контрастный душ, сварил чудесный кофе, которым и позавтракал вкупе с тостами, объединёнными с изысканным (в глубинах холодильника) пошехонским сыром. После быстренько собрался, вышел на улицу и направился лёгкой походкой обнадёженного человека в сторону центрального городского рынка с целью оздоровительного променада и попутной закупки провианта на грядущую неделю.

Погода стояла по-майски умеренно-тёплая и переменно-облачная, трактующая своим вальяжным настроением скорое наступление лета. Соловьи, волнующие атмосферу мудрёными руладами с высших липовых ветвей, не раздражали; наоборот, радовали. Дети, то и дело снующие под ногами, психику отчего-то не деформировали. Даже стайка развалившихся на газоне бродячих собак почти не пугала. А вскоре на близком городском горизонте показался хорошо знакомый разливанный павильон «Реки полные», весело и гостеприимно распахнувший двустворчатые металлические двери навстречу каждому страждущему. А там! Там, в тихом и уютном чреве, привычно и ненавязчиво пахнущем обязательным ежечасным дезраствором и разогретыми в микроволновке вчерашними чебуреками, со стенами, оклеенными фотообоями о знаменитых историческими развалинами сенолуарных просторах, притаились за барной стойкой правильные ряды дубовых на вид бочек с хромированными крантиками, извергающими по требованию и за скромное пожертвование античному богу Бахусу разные вина: сухие белые, красные, разноцветные полусладкие, могучие номерные портвейны и любимый Тумановым субботний утренний нектар – восхитительную «мадеру» с постолимпийской и знаменитой ныне на весь мир Кубани.

Однако, когда до заветного преддверия сублимированного рая оставалось шагов десять, Туманов почувствовал, что локоть его правой руки отягощён лишними ощущениями. Обернувшись, он сверху вниз взглянул в слезящиеся выцветшие глаза, и настроение, еще секунду назад приподнятое до отметки «+96 по Кайферу», резко опустилось по шкале на три десятка делений.

Сухенький растрёпанный мужичонка неопределенного возраста, пропахший перегаром и кислой капустой, грязный и оборванный, неделю небритый, исцарапанный, в синяках и кровоподтеках по лицу и рукам, смотрел на Туманова не то что жалобно, но с надеждой.

– Товарищ, постойте, – хриплым полушёпотом произнес мужичок и еще крепче ухватился за тумановский локоть.

– Простите, не подаю, – отрезал Туманов и, сделав порывистое движение предплечьем, освободил руку.

– Да не прошу у вас, не прошу! – в отчаянье сорвался на фальцет оборванец. – Ужель похож аз на нищего? Вам вещь предлагают, слышите? Вещь! Ковёр. Персидский, мануальной работы, антикварный. И просят-то… тьфу! – Мужичонка смачно сплюнул на вымытую ночным дождём тротуарную плитку. – Это даже не цена. Сущие пустяки… Поймите же – вокруг всё рушится, всё горит… Ну? Товарищ!

Столь эмоциональный монолог застал Туманова врасплох. Он, уже сделавший два шага и готовый вот-вот уйти от неприятного собеседника навсегда в традиционном своём субботнем направлении, остановился и, развернувшись, оглядел мужичка еще раз. С ног до головы.

– Ковёр, говорите? – прищурился Туманов на солнце, сверкающее над головой странного продавца сиятельным гало.

– И, заметьте, пре-превосходный! – оживился мужичонка, в третий раз поменяв тембр собственного голоса. Теперь тот звучал чистым тенором. – Такой ковёр, товарищ, вы не найдете ни на одном рынке, разве что в Тебризе! Ворсинка к ворсинке, узелок к узелку. А орнамент? Нет, вам определённо повезло…

– Где ваш ковёр? – перебил словоизлияния Туманов. – Я хотел бы на него взглянуть.

– Ковёр рядом, товарищ, – вновь перейдя на заговорщический шепот, коварно заулыбался странный тип. – Стоит пройти пару кварталов, подняться в одну квартиру…

– Пойдёмте, – кивнул Туманов, – покажете…

Они нервно шли минут двадцать какими-то подворотнями, проникая в затхлые дворы-колодцы через провонявшие мочой арки, выбирались сквозь проходные подъезды, оскальзывались на грязных ступенях, открывали, не касаясь ладонями, разбитые в щепу скрипучие фанерные двери и проржавевшие стальные решетки. Туманову порой казалось, что зря он поверил этому неприятному человеку. Заманит, ограбит со своими дружками, да и, чего доброго, оглоушат потом кирпичом по голове, оставят умирать в каком-нибудь отстойнике. Но, невзирая на тревожные мысли, Туманов, словно привязанный за шею барбос, тащился след в след за своим проводником.

Наконец гонка кончилась, мужичок остановился перед высокой, неровно окрашенной дверью.

– Пришли, – констатировал он свершившийся факт. – Гоните сотенную, товарищ, и поднимайтесь на третий этаж. Сорок четвёртая квартира.

– Позвольте, но… – попробовал возразить Туманов.

– И никаких «но»! – резко визгнул тип. – Быстро сотню давай!

Туманов, словно зомби, полез в карман, достал бумажник, вытянул из него требуемую банкноту и протянул проводнику.

– Вот так-то, – мужичок взял купюру, осторожно свернул её в четыре раза, заботливо спрятал меж пальцев и тут же растаял в воздухе. Лишь злодейский его шёпот еще пару секунд витал в воздухе: – Квартира номер сорок четыре… Ковёр там… Не бойтесь… товарищ… ждут…

Сто рублей – потеря невеликая. Можно было махнуть на всё рукой, развернуться, и выбраться обратно к рюмочному павильону. Худо-бедно, но дорогу Туманов запомнил. Однако редкое в монотонной инженерно-безопасной жизни приключение, загадочный проводник, ещё более таинственная квартира номер сорок четыре и, главное, данный в ночном