Книга Имперский сыщик. Аховмедская святыня - Дмитрий Билик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мих-то сам только до меча детского дошел, когда уехали. Почитай, уж сколько годов в Империи среди людей прожил, а все равно прогресса всякого сторонился и к новому относился с большим предубеждением. Тем паче, к револьверам. Не ровен час, еще в себя выстрелишь.
— Теперича куда, господин?
— Вообще надо Павла Мстиславовича навестить. Не удалось в полицмейстерстве с ним поговорить.
— Эй, извозчик, извозчик! — Мих поднял мощную руку. Движение его было настолько уверенно и спокойно, что проезжавший мимо ванька не смог противиться орчуковской воле. — Прошу вас, господин, садитесь, — он пропустил Витольда Львовича вперед, к пролетке.
— Любезнейший, — обратился Меркулов к добротно одетому мужичку с окладистой бородой, — отвези нас к особняку Аристовых. — Титулярный советник не сделал паузу для ответа и спросил с некоторым нажимом: — Или ты не знаешь, где это?
— Как не знать, Ваше благородие! — возмутился ванька. — Домчу в лучшем виде, даже моргнуть не успеете.
— Вот этого не надо. — Меркулов смотрел, как орчук влезает в пролетку. — Мы никуда не торопимся.
— Ловко, — вполголоса молвил орчук, как только они покатили вперед.
— Могло и не сработать, — ответил Витольд Львович.
Мих хотел еще что сказать, но тут Меркулов вытащил ту самую блестящую палочку, на пожарище поднятую. Теперь и разглядеть ее удалось лучше. Неровная, оплавленная, будто из капель застывших. Цвета грязно-желтого, с кусками то ли грязи, то ли угля прилипшего. И что такого могло в этой безделице внимание Витольда Львовича привлечь, раз он скрыл ее да с пожара унес?
— Как ты думаешь, Михайло, что это такое?
— Не знаю, господин. Финтифлюшка какая-то.
— Вот тебе и финтифлюшка. Это, Михайло, между прочим, Перо-вольница. Именно им Его Величество Константин Александрович подписал резолюцию об отмене холопства. Времени, конечно, с тех пор немало утекло, почти полторы сотни лет.
— Вот так-так… — только и раззявил в удивлении свой огромный рот Мих.
— Именно. Перо из чистого золота, инкрустированное бриллиантами. Видишь, — показал он на черные крохи.
— Так какие тут бриллианты, угли обычные.
— Не вполне. Это графит, — поправил его Витольд Львович. — Его часто называют черным или серебристым свинцом, порой карбидным железом. Это больше от невежества. Но все пустое, важно не это. Совсем недавно эти частички графита были бриллиантами.
— Быть того не может. Вы уж, господин, не взыщите, но не бывает так, чтобы драгоценные каменья в уголь превращались.
— В графит, — поправил Витольд Львович. — У бриллиантов есть такое свойство. Под воздействием высоких температур они меняют свою структуру… Хм, забыл, как это точно называется, читал об одном гоблинарском исследовании. Если очень упрощенно, то нагрей хорошенько бриллиант — получишь графит.
— Брехня, — все равно не поверил Мих. — Это что же, теперь бриллианты и на солнце нельзя выставлять?
— Нет, ты не понял. Ни одного пожара не хватит, чтобы до такой степени нагреть бриллиант.
— Что же тогда, магия? Прав был Его превосходительство, Аристов руку приложил?
— Либо магия, либо нечто, моему разумению неподвластное. Наука на месте не стоит, Михайло. В любом случае я хочу поговорить с Павлом Мстиславовичем. Не так глуп он, чтобы при всех полицмейстерах, да еще Его превосходительстве, запираться, прикрывшись Приклонскими. Это ведь и проверить легко, да и руку даю на отсечение, Александр Александрович так и сделает.
— Странно тогда. Огнем ведь только Аристовы и владеют. Но ежели не они, кто тогда?
Меркулов лишь пожал плечами.
— Господин, у меня вопрос есть.
— Говори.
— Нам же вроде не наказывали пожаром этим заниматься. Глядите, как я понимаю, это же не шальное баловство, а все из ограбления того растет. А дело громкое.
— Молодец, Михайло, голова работает, — похвалил Витольд Львович, и орчук зарделся как маков цвет. — Только мы с тобой по полицейскому ведомству служим. Значит, какова наша задача?
— Какова? — переспросил Мих.
— Все преступления и любые лиходейства пресекать, или искать виновных и их суду предавать.
— Так разве я против что говорю, господин? Истинно так. Только не наша же забота, этим делом сам обер-полицмейстер занимается с господами.
— Есть у меня определенные подозрения. Но не хочу я ими раньше времени делиться.
И замолчал. Раззадорил, подобно девке распутной, что сначала подол подымает зазывно, а потом о целомудренности начинает разговаривать. Мих и так подступался, и эдак, а Витольд Львович отмалчивался или разговор в другое русло уводить начинал. «Смотри, Михайло, дом какой чудной, флигель как сильно выступает» или «О, мужики ссорятся, как бы до драки не дошло».
А орчуку и дела нет до диковинной архитектуры или свалки рабочих тюхов. Они, допустим, каждый вечер друг другу носы расквашивают, а следом в трактире вместе и напиваются. А бывает, влезешь в такую драку, так еще с двух сторон тебя и отметелят. Хотя с Михом, конечно, едва ли сдюжат, но чем черт не шутит, пока бог спит. Господь же эту часть Моршана явно стороной обходит.
Сам все удивлялся орчук: неужто и вправду здесь Аристов живет? Непохоже как-то. От Кремля уже далеко отъехали, все приличные дома и особняки позади остались, даже купцов средних, коих и зажиточными назвать нельзя. Мироедов здесь немало — это тех, кто наемным трудом живет, но сами стараются рук не пачкать. Процентщиков и прочих заимодавцев тоже вдоволь, хоть топором головы их прореди. (Нашел несколько лет назад Мих обрывок толстого «Русского вестника», где и прочитал начало презабавной истории о молодом человеке, который бабку-лихоимщицу погубил, как раз древоколом. Чем кончилось, не узнал, на то журналы надо собирать, а уж куда ему. Но судя по названию, чем-то неладным для парубка.)
Уж думать начал орчук, не завез ли их ванька сюда с дурной мыслью. Но нет, сидит извозчик спокойно, без дрожи лошаденкой правит, нервно не оглядывается. Да и глупость это — никто подобным давно не промышляет. А уж двоих, да еще полицейских чинов, один из которых орчук размеров внушительных, только душевнобольной сподобится обобрать.
А когда