Книга ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы как-то слишком многого требуете…
– Не знаю, слишком ли многого. Американцы ведь тоже кичливы. Не знаю, что с ними будет дальше, но смогли же сделать этот плавильный котел для культур. Они остаются одной из ведущих наций.
– Теперь у них Ирак. Нет бы извиниться и уйти оттуда, так нет!
– Думаю, с Ираком – это издержки демократии. Как говорил, по-моему, Бердяев, это надо, конечно, уточнить (пусть читатель сам уточняет, если ему надо, пусть он лично проследит за ходом арабовской мысли. – И. С.), он, кажется, кого-то процитировал: «Демократия – это очень плохо, но ничего лучшего пока не придумано». Я думаю, что просто американцам очень сильно не повезло с двумя-тремя последними президентами. Тем не менее они сотнями тысяч собираются на демонстрации и требуют ухода из Ирака, и я уверен, они добьются своего. Другое дело – того, что Америка натворила в Ираке, уже не поправить. Ужас, ужас! Такие грехи! Но все-таки – какое кино мы смотрим? Американское. Оно остается законодателем…
– Да, да! Расскажите про это!
– Прекрасная индустрия, прекрасно профессионально отлаженная. Там есть место и для коммерческого кинематографа, и для авторского, для таких режиссеров, как Джим Джармуш. Театр интересен американский, литература интересна американская – так что нельзя сказать, что эта нация находится на изломе. Они как-то умели – и сейчас пока умеют – рационализировать различные культуры в себе и зарядить их американской мечтой. Мы должны тоже рационализировать! Конечно, мы должны препятствовать шовинизму, потому что у нас патриотизм – почти всегда в шовинистической оболочке.
– Тем более что русских в России не так много.
– По официальным данным – 80 процентов, но…
– Да, да! При царе было едва пятьдесят, и вдруг – восемьдесят… И это притом что русские при советской власти особо не плодились. В отличие от некоторых.
– Конечно, конечно – не могло вдруг из пятидесяти процентов получиться восемьдесят! Безусловно не могло. Кстати, перепись, которая у нас прошла несколько лет назад, – очень загадочное мероприятие. Вот ко мне домой переписчики не приходили! И я сам пошел к ним на пункт, чтоб исполнить свой гражданский долг, и переписался.
– Вы какую себе пятую графу поставили?
– Наполовину – по отцу – я русский, а по матери грек; но я православный, я связан с культурой – естественно, я записал себя русским.
– Русских мало, да к тому ж, как вы часто пишете, страна разрушена! И народ известно в таком состоянии! Чистейшей воды Веймарская республика…
– Да, сколько издевательств… За 100 лет трижды государство рушилось. А репрессии? Революции и гражданские войны, а после еще и девяностые годы… Что творилось с человеком?
– Вот, вот. Иногда даже высказывается мнение, что, может, лошадь уже надорвалась…
– Давайте не будем такими мудрыми ветеринарами, которые эту лошадь усыпят и отвалят к другой лошади. Другой лошади нету у нас. У меня нет возможности никакой сменить под собой лошадь, и поэтому я держусь за эту лошадку. Надорвана она, ребра торчат, но все-таки мы будем надеяться, что она еще попашет. Потому что я не представляю себя без русской традиции гуманитарной, без православия, без леса… Притом что лес вырубается, а православие все больше становится государственным идеологическим институтом, что не очень хорошо. Литературы русской фактически нету… Но тем не менее мы живем, существуем еще… Хотя меня очень беспокоит все более видимое двухклассовое устройство общества, – класс чиновников и все остальные. Это беда…
– Раньше было то же самое, только чиновники были дворянами в основном.
– Это правда. Но современным обществом это нельзя назвать. Но будем жить, будем стараться.
– Так что, можно восстановить народ?
– Нам нужно лет тридцать-сорок без революций, без войны, без репрессий – чтоб все утряслось, устаканилось, чтоб появилась надежда, реально обоснованная. Нас всё бросает между двумя полюсами – хаосом и диктатурой. Нам нужно как-то между пройти.
– В промежность попасть.
– В промежность попасть, да! Это очень трудно. Потому что 90-е – это хаос, очень тяжелое время, его большинство людей вспоминает крайне неодобрительно. А сегодня у нас тенденция к авторитарности. Но это еще не тоталитаризм…
– Каким вы себе представляете золотой век России? Какой должна стать страна, чтоб такой интеллигент, как вы, был доволен жизнью и устройством вселенной?
– Золотой век России… Это я вижу так. Страна населена образованными людьми. Сбит вал преступности и коррупции, они введены в какое-то русло. Развитие идет на демократических основах: есть общество, есть независимый суд, разные ветви власти, которые друг друга контролируют.
– Чтоб только Россия не стала исламским государством.
– Я надеюсь. Хотя – кто знает?
– Вас можно противопоставить Лимонову. Вы оба говорите, что жизнь в стране разрушена, что все не так. Но выводы у вас разные.
– Лимонов – человек очень социально активный и политизированный. У него есть своя тема, своя струна и своя стезя. Я к этому не приспособлен – быть революционером. Если Лимонов чувствует к этому приспособленность – то дай ему Бог. Но, с другой стороны, если бы Лимонов, представим себе, стал руководителем государства… Он бы при всем своем богатом жизненном опыте увидел, что и его представления о России достаточно поверхностны. Что демократии в России нет не только из-за чиновничества, ее и внизу нету, у людей, на уровне коллектива, на уровне каких-то химий внутри человека. Когда б он с этим столкнулся, он бы спросил: «Елки-палки, а как же править такой страной?» Но Лимонов прекрасен на улице! То, что он делает, – нужно обществу. Нужен радикализм! Нужен человек на улице, чтоб пугать чиновников и бюрократов! (Но только чтоб всё в рамках закона.)
– И олигархов – тоже пугать? Одного вон законопатили… (Имелся в виду Ходорковский, который на тот момент сидел. – И. С.)
– Ну, тут история совсем грустная…
– Вот Путина публика заставила в какой-то момент выгнать кавказцев с рынков. Пришлось ему это сделать!
– Человек не может быть самостоятельным даже на самом верху. Он же опирается на коллективное бессознательное страны! Которое толкает на определенные вещи!
– И – всё…
– И всё!
– Это я вас расспрашиваю как эксперта по вопросам руководства государством.
– Меня, человека, который больше чем кафедрой не управлял?
– Привет, а сценарии про Гитлера и Ленина вы писали?
– Писал…
– Ну вот теперь и отвечайте.
– А, в этом смысле… Коллективное бессознательное сильно ограничивает действия верховной власти. Склонность низового человека к анархии толкает верховную власть на закручивание гаек. Другое дело – надо вовремя остановиться. Если перекрутить – резьба сорвется.
– Да-а-а… Вот вы говорите: император Хирохито отрекся – и сразу Япония пошла верной дорогой.
– Это художественная идея, гуманитарная художественная идея. А как было на самом деле?
