Книга Путешествие в Сибирь 1845—1849 - Матиас Александр Кастрен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От впадения Васьюгана до Нарыма считается около 60 верст. Эта часть довольно густо заселена русскими и остяками, но селения их расположены не по самой Оби, а, как обыкновенно, по небольшим рукавам и протокам ее. При самой Оби на этом протяжении одна только русская деревня — Ильина да несколько юрт, в которых во время лова живут одни рыбаки без семейств. Окрестности постоянно дики и пустынны. Ничто не давало знать о близости старого города, и, как будто нарочно, сама Нарымская пристань называется Камчатскою. Мы приплыли в нее 25 сентября (7 октября) — в самую пору, потому что чрез несколько дней она покрылась уже льдом.
Письма
I
Доктору Лёнроту в Каяне. Нарым, 1 (13) ноября 1845 г.
Дружеское письмо твое от 4 сентября я получил уже более месяца тому назад, но по причине постоянно дурного зимнего пути, прервавшего всякое сообщение в здешней пустыне, принужден был оставить его до сих пор без ответа. Теперь, наконец, я имею возможность благодарить тебя за все беспокойства, которым подвергла тебя моя черемисская грамматика, и тем более что работа моя, по всей вероятности, вовсе не стоила их. Мне даже сдается, что эта грамматика была единственной причиной поездки твоей в Куопио. Хорошо еще, что Коллан взял на себя корректуру и что ты мог покойно возвратиться в Каяну.
Следующим моим произведением будет остяцкая грамматика, составленная почти по такому же плану, как и зырянская. По-шведски она уже написана, и теперь остается только Бергстади перевести ее на латинский язык. Я хочу приложить к ней, по возможности, полный список слов, потому что остяцкий язык в лексикальном отношении представляет замечательное сходство с финским. В грамматическом же отношении сходство между этими языками не так велико, и это вследствие сильного на остяков влияния русских, татар и самоедов. Остяцкий язык чрезвычайно звучен. К отличительным его звукам принадлежат придыхаемые d и t, которые произносят почти как dl и tl и иногда переходят в чистое I. Это, кажется, также весьма интересный факт и в отношении к финскому.
Что на Верхней Оби я наткнулся на несколько самоедских племен, доселе неизвестных и говорящих наречием, которое очевиднейшим образом доказывает сродство между финским и самоедским языками, — это новость, к которой, конечно, и ты не останешься равнодушным. В настоящую минуту я занимаюсь другим, весьма замечательным самоедским наречием, которое без всякого основания почитали остяцким; оно начинается у тобольской границы на севере и распространено вверх по Оби и ее притокам во всем Нарымском уезде до Томска. Но здесь, на Нарыме, я поневоле должен прекратить мои о нем исследования и продолжать безостановочно путешествие к Енисею, составляющему настоящее поприще моей дальнейшей деятельности. Сколько я могу теперь предвидеть, мне придется провести весь будущий год на нижней части этой реки между городами Енисейском и Туруханском. В продолжение этого времени все письма ко мне можно адресовать в Енисейск. Русское имя, которым окрестила меня академия, — Александр Христианович, и прошу никак не забывать этого, потому что в Сибири всякая безделица принимается за важное.
Здоровье мое, которым я не мог похвалиться летом, значительно поправилось с тех пор, как я перестал вдыхать в себя влажные туманы Барабинской степи. Посмотрим, что-то скажет зима. Я с своей стороны уже несколько попривык как к тому, так и к другому, но Бергстади все еще не может акклиматизироваться здесь, и его все тянет в Финляндию.
II
К лектору Коллану в Куопио. Нарым. 4 (16) ноября 1845 г.
Недавно я получил от друга Ленрота письмо, в котором он извещает меня, что ты был так добр и принял на себя корректуру моей черемисской грамматики. Вместе с тем он упоминает, что типографщик обещал высылать ко мне по мере того, как она будет выходить из печати, листа по два с каждой почтой.
Начиная с лета, я изучал не менее пяти различных наречий самоедского и остяцкого языков и для последнего составил уже небольшую грамматику. В настоящее время я занимаюсь далеко распространенным и весьма оригинальным наречием самоедского языка, которое до сих пор смешивали с остяцким. Это наречие распространено с различными видоизменениями от тобольской границы на севере, вдоль по Верхней Оби и по ее притокам до окрестностей Томска на юге. Может быть, я еще встречу это самое наречие где-нибудь и в Енисейской губернии, на это предположение меня наводят таблицы Клапрота. Строгая последовательность должна бы, конечно, заставить меня продолжать исследования об этом наречии по однажды принятому направлению до Томска, но так как мне еще придется возвратиться в эти края, а между тем зимнее время может быть употреблено с гораздо большей пользой на Енисее, то я и располагаю при первом удобном случае отправиться в Енисейскую, или Красноярскую губернию. В этой губернии, как тебе известно, господствует необыкновенное смешение племен и языков, филологу хватило бы здесь работы на целую жизнь, но, чтобы кончить возложенную на меня задачу в назначенный срок, я должен до истечения будущего года обследовать по крайней мере всю северную часть этой губернии, или страну по обеим сторонам Енисея между Ледовитым морем на севере и городом Енисейском на юге. После этого я думаю отправиться в окрестности Красноярска, Иркутска и Томска для изучения карагасского, койбальского[81] и других остатков самоедских наречий в Южной Сибири. Здесь я приду в соприкосновение с монголами и тюрками, или татарами, которые особенно интересны, потому что мне страшно хочется доказать сходство между их языком и финским, а равно и самоедским. А что это сродство действительно существует, в этом не может быть никакого сомнения, но, чтобы доказать его вполне удовлетворительно, разумеется, нужны труд и время. Весьма вероятно, что моей жизни и не хватит на окончание этого дела; как бы то ни было, чтобы не растеряться и не сбиться в той путанице, мне необходима определенная цель. Чем выше цель ставит себе человек, тем ревностнее старается он достигнуть ее и тем больше может он сделать. Нисколько не полагаясь чересчур на свои силы, я бодро работаю все-таки для своей цели, ибо уверен, что это дело должно иметь успех. К вечному позору нашему, немцы не замедлят обработать семью наших языков,
