Книга Генный апгрейд. Почему мы пользуемся устаревшей моделью тела в новой модели мира и как это исправить - Мартин Модер

Он и его коллеги провели многочисленные эксперименты, чтобы изучить работу поведенческой иммунной системы. При этом они обнаружили эффекты, которые влияют не только на сосуществование отдельных людей, но и на все культурное пространство мира.

В некоторых областях существование поведенческой иммунной системы очевидно. Когда вы в последний раз ели экскременты животных? Или, по крайней мере, тыкали в них пальцем, а потом ковырялись им в носу? Как вы реагируете на рвоту? С интригующей заинтересованностью или все-таки стараетесь держаться от нее подальше?

Рвота, экскременты, гной и другие вещи, которые мы считаем отвратительными, как правило, нашпигованы всевозможными возбудителями заболеваний. Наше интуитивно возникающее отвращение, с другой стороны, свидетельствует о прагматическом понимании микробиологии, без необходимости вообще знать, что такое микробы.

Предположительно еще до развития микробной теории дети предпочитали плескаться в чистой воде, а не в яме с навозной жижей. Даже коровы и овцы неохотно пасутся возле своих фекалий, что помогает им избежать заражения червями.

Поскольку непосредственно возбудителя заболевания мы увидеть не можем, эволюция не может снабдить нас прямой неприязнью к микроорганизмам. Вместо этого она сделала все возможное и одарила нас отвращением к вещам и поведению, от которых зачастую исходит риск заражения. И эта ситуация не сильно поменяется, даже если опасности не существует с точки зрения современного молекулярного биолога. Предположу, что вы не захотите намазать сгусток гноя на свой хлеб, даже если его как следует прокипятили и там однозначно не осталось живых микробов. Если участникам исследования предложить кусочек шоколадного кремового торта, который был испечен в форме собачьей какашки, вероятнее всего, они от него откажутся, даже если будут знать, что это вкусное лакомство.

Задача поведенческой иммунной системы заключается, прежде всего, в том, чтобы держать нас подальше от вещей, которые могут представлять повышенный риск заражения. Пока речь идет об экскрементах и рвоте, никаких спорных моментов не возникает. Сложнее становится, когда те же соображения переносятся на другой крупный источник инфекций – на нас самих. Большую часть всех инфекций мы встречаем при прямом контакте с другими людьми. Поэтому было бы удивительно, если бы поведенческая иммунная система не влияла на наши межличностные отношения.

Большую часть всех инфекций мы встречаем при прямом контакте с другими людьми.

Мы предпочитаем людей, по внешним признакам вызывающих доверие, людям, которые кажутся нам чужими. Вы – нет? Отлично, вы – святой, живущий без греха. В общем, это так. Нравится кому-то или нет, но это выясняется в ходе исследований. Если вы хотите изменить это, потому что находите неприязнь к иностранцам, иррациональную стигматизацию и тому подобное глупым, вы должны попытаться понять как можно больше вовлеченных факторов, в том числе биологических. Но даже если вы принадлежите к фракции «Да, круто, расизм», потому что на уроке истории предпочитали смотреть в телефон, а не на доску, вам следует внимательно читать дальше. Когда кто-то спрашивает о причинах авторитарного мышления и неприятия людей, находящихся за пределами своей группы, он обычно слышит причины, отсылающие к воспитанию, средствам массовой информации и т. д. Это, несомненно, правильно, но ответ может быть неполным. В то же время бессознательный страх перед инфекцией редко упоминается, хотя все большее число исследований указывают на его наличие.

Ненависть к чужакам и паразиты

Один только вид больного человека или даже общее чувство отвращения могут подготовить нашу иммунную систему реагировать особенно агрессивно. По крайней мере, к такому выводу привели несколько небольших исследований последних лет. Правда, нужно все же убедиться в том, могут ли результаты быть воспроизведены. Неудивительно, что мы избегаем контакта с людьми, которые выглядят так, как будто в любой момент могут закашлять нам в лицо, в том числе мокротой. Джейн Гудолл смогла показать, что даже ее любимые шимпанзе стараются не иметь дел с больными сородичами и изолируют их от группы. Однако мы, люди, пошли еще дальше и применяем эту меру предосторожности в отношении целых групп населения, на которых лежит клеймо повышенного риска заражения: чужаки. Говорят, что они не только способны передавать экзотические заболевания и паразитов, но также и то, что они менее строго придерживаются социальных стандартов, которые, помимо прочего, служат для соблюдения стандартов гигиены, позволяющих избежать инфекций.

Вообще, отстранение от чужаков кажется свойственным большинству людей. По крайней мере, все программы партий основаны на этом. Но это отстранение, видимо, усиливается, когда общая опасность инфекции доходит до сознания. Канадским участникам исследования была показана одна из двух серий изображений. Первая показывала риски заражения, вторая – изображение других угрожающих жизни опасностей. После этого было измерено, насколько ксенофобским было настроение испытуемых. Те, которые ранее сталкивались с темой инфекции, занимали более враждебно настроенную позицию по сравнению с теми, чье внимание было обращено на другие опасности. Объясняет ли это ранее упомянутую страсть к инфекционному вокабуляру идеологий, которые выражают презрение к человеку?

В исследовании также рассматривалось, влияет ли ощущение уязвимости здоровья на ксенофобские настроения людей. Для этого испытуемым нужно было указать, насколько они согласны с различными утверждениями, – например, «Моя иммунная система защищает меня от большинства болезней, которыми страдают другие люди» или «В прошлом я был крайне склонен к заражению инфекционными заболеваниями». В итоге пришли к выводу, что люди, которые считают себя особенно склонными к заражению, имеют и предрасположенность к ксенофобии.

Однако в этом эксперименте речь идет о чисто субъективном ощущении уязвимости. Но как же быть с людьми, которые на самом деле особенно подвержены риску заражения? Этот вопрос стал главной темой американского исследования 2007 года при участии более 200 беременных женщин. Настоящее чудо рождения заключается в том, что женская иммунная система не начала избавляться от маленького полупаразита.

С точки зрения организма матери, малыш наполовину состоит из чуждой организму генетической информации, с которой иммунные клетки матери обычно быстро расправляются. Чтобы этого не произошло, иммунная система женщины подавляется в течение первых четырех месяцев беременности.

Только после этого она медленно перезапускается, и у плода развивается собственная иммунная система. В первые месяцы беременности, когда ослабляется иммунитет, у женщин развивается особая чувствительность к запахам, вкусам и внимательность к вещам, вызывающим отвращение. Такое, конечно, не делает жизнь приятнее, но есть веская причина, почему это необходимо. Считается, что дело касается стратегии поведенческой иммунной системы, которая побуждает женщин особенно надежно отгородиться от потенциальных источников инфекции в их ослабленном состоянии. Вместе с тем исследование обнаружило еще один эффект беременности, который может преследовать ту же цель. Тогда как в течение первых нескольких месяцев беременности