Книга Зимний сад - Кристин Ханна

наконец подняла взгляд.

– Твой папа любит хлеб с медом.

От этих слов Мередит накрыло печалью. У отца была аллергия на мед, и оттого что мать забыла нечто настолько конкретное, Мередит расстроилась даже сильнее, чем из-за всех прошлых приступов.

– Жаль, что мы с тобой не можем поговорить о нем, – сказала она скорее себе, чем матери. Сейчас Мередит больше, чем когда-либо, нуждалась в отце. Только с ним она могла бы обсудить размолвку с мужем. Он бы взял ее за руку, прогулялся с ней по питомнику и нашел правильные слова. – Папа сказал бы мне, что делать.

– Ты знаешь, что делать, – сказала мать, отламывая кусочек хлеба и пряча его в карман. – Скажи им, что любишь их. Это самое главное. И передай им бабочку.

Никогда в жизни Мередит не ощущала себя так одиноко.

– Ты права, мам. Спасибо.

Пока мать ела, Мередит прибралась на кухне. Затем помогла матери подняться по лестнице и почистила ей зубы, как чистила в детстве дочерям, а та слушалась ее, как и они тогда. Но когда Мередит начала ее раздевать, мать снова заупрямилась.

– Ну же, мам, нужно переодеться ко сну. Твоя ночная рубашка грязная. Я принесу что-нибудь посвежее.

– Нет.

Впервые Мередит не нашла в себе сил для спора и потому разрешила ей лечь, не переодеваясь.

Выйдя из спальни, она подождала у двери, пока мать заснет. Как только та начала тихонько сопеть, она спустилась, вышла на крыльцо и заперла дверь на ночь.

Только в машине, по дороге домой, Мередит осознала смысл слов, которые сказала мать.

Ты знаешь, что делать.

Скажи им, что любишь их.

Пусть это и прозвучало во время приступа бреда, совет был хорошим.

Когда она в последний раз говорила Джеффу эту заветную фразу? Прежде они обменивались ею постоянно, но теперь перестали.

Если и правда пора исправлять что-то в их браке, то начать разговор нужно именно с этих трех слов.

Добравшись домой, она позвала Джеффа, но ответа не получила.

Значит, он еще не приехал. Можно успеть подготовиться.

Улыбнувшись этой мысли, она отправилась в душ, потянулась там за бритвой и сообразила, что давно не брала ее в руки. Как она умудрилась так себя запустить?

Мередит высушила и завила волосы, накрасилась и надела шелковую пижаму, которую не доставала сто лет. Босая, пахнущая кремом для тела с гарденией, она открыла бутылку шампанского и налила себе бокал. Затем зажгла камин в гостиной и села ждать мужа.

Облокотившись на мягкие подушки дивана, Мередит закинула ноги на журнальный столик, закрыла глаза и попыталась понять, что еще она может сказать и каких слов он от нее ждет.

Ее мысли прервал лай собак. Обгоняя друг друга, они неслись в прихожую, чтобы скорее встретить хозяина.

Едва только Джефф зашел в дом, как они тут же облепили его и, едва не подпрыгивая от радости, стали бить по паркету хвостами.

– Привет, – сказала Мередит, как только муж появился в гостиной.

– Привет, Мер, – ответил он, не глядя на нее и продолжая почесывать Лею за ухом.

– Тебе что-нибудь налить? – спросила Мередит. – Может быть, сядем… поговорим?

– У меня голова раскалывается. Наверное, приму душ и отправлюсь спать.

Она знала, что если напомнит ему, как важен для них этот разговор, то он передумает ложиться. Вместо этого он сядет с ней рядом, и они приступят к тому, что ее так страшит.

Именно это, пожалуй, и стоило сделать, но она не была уверена, что на самом деле готова сейчас слушать Джеффа. Да и какая разница – днем раньше, днем позже? Он явно очень устал, а уж ей это чувство было знакомо не понаслышке. Она еще успеет сказать, как его любит.

– Хорошо, – сказала она. – Вообще-то я тоже устала.

Они вместе поднялись в спальню и легли. Прижавшись к мужу, Мередит впервые за многие месяцы крепко уснула и не видела снов.

В пять сорок пять она проснулась от телефонного звонка. Случилась беда, тут же пронеслось у нее в голове, и Мередит с бешено бьющимся сердцем схватила трубку.

– Алло?

– Мередит? Это Эд. Прости, что звоню так рано.

Она щелкнула выключателем ночника и, промямлив Джеффу, что это звонят с работы, снова села в постели.

– Что случилось, Эд?

– Твоя мама в питомнике. В секторе «А». Она… э-э… везет ваши детские санки.

– Черт. Задержи ее там. Я скоро буду. – Сбросив одеяло, Мередит вскочила и заметалась по комнате, пытаясь найти хоть какую-то одежду.

– Да что такое? – спросил Джефф, приподнимаясь.

– Моя восьмидесяти-с-лишним мать пошла кататься на санках. Да-да, я все придумала, никакой это не Альцгеймер. Она просто горюет.

– Да уж.

– А я ведь говорила Джиму. – Она нашарила на дне шкафа штаны и влезла в них. – За этот месяц мы ходили к нему трижды, и всякий раз мать была само здравомыслие. Он считает, что все дело в горе. Но при мне она чудит только так.

– Ее нужно показать специалисту.

Мередит схватила сумку, лежавшую на кушетке в изножье кровати, и, не попрощавшись с Джеффом, выбежала из дома.

К весне стало ясно, что никакого разговора не будет. Оба понимали, что в их браке что-то не ладится, – об этом говорил каждый их взгляд, каждое прикосновение, каждая натянутая улыбка, – но ни он, ни она не пытались обсудить проблему. Оба помногу работали, целовали друг друга на ночь, а на рассвете расходились каждый своей дорогой. Приступы замешательства у матери стали случаться куда реже, и Мередит даже начала верить, что доктор Бернс все же был прав и что та идет на поправку.

Закрыв гроссбух и убрав механический карандаш в ящик стола, Мередит нажала кнопку на внутреннем телефоне.

– Дэйзи, я поеду на обед к матери. Через час вернусь.

– Хорошо.

Она схватила куртку с капюшоном и поспешила к машине.

Прекрасный мартовский день сразу поднял ей настроение. На прошлой неделе в долину вернулось тепло, и старухе-зиме пришлось отступить. Солнце оставило на природе отчетливый след: в канавах вдоль обочин бежали мутные ручьи, с пробуждающихся яблонь падали искристые капли, рисуя кружева на последних клочках рыхлого снега.

Мередит свернула к родительскому дому, припарковалась и зашагала к воротам. Справа мужчина в спецовке подпалил красную дымовую шашку для окуривания сада. Мередит помахала ему и, проходя сквозь густой черный дым, зажала рукой нос и рот.

Войдя, она сняла куртку и позвала мать.

И замерла на пороге кухни.

Мать стояла на кухонном столе, держа в руках обрывок газеты и рулон скотча.

– Мама! Ты что вытворяешь? Слезай скорее. – Мередит