Книга Церковный суд на Руси XI–XIV веков. Исторический и правовой аспекты - Павел Иванович Гайденко

не исчерпаны. Сторона обвинения на Соборе оказалась в крайне непростой ситуации. Епископу Андрею надлежало выступить на Соборе, который был организован на чужой для Андрея территории – не в Твери, городе великого князя, как этого бы следовало ожидать, а в Переяславе, городе, во владениях сторонников стороны защиты. Отсутствовал на Соборе и Михаил. В Переяслав прибыли только его сыновья. Это делало положение Андрея уязвимым. Лучшим выходом из ситуации было примирение сторон, которое, надо полагать, свершилось в присутствии Ростовского архиерея и патриаршего посла. Организация третейского суда снимала обвинения с Петра и сохраняла жизнь Андрею. Именно поэтому, невзирая на то, что жалобы на злоупотребления митрополита не прекратились, тверской епископ более не выступал против своего митрополита, а отчаянные попытки монаха Акиндина[317], даже при поддержке великого князя Михаила, не возымели последствий. Однако понимание ситуации не будет полным без учета некоторых обстоятельств, связанных с организацией и проведением Собора.

Объясняя причины проведения разбирательств в Переяславе, историки вполне верно объясняют выбор организаторов слушаний географическим положением, историей и статусом этого города. Однако сомнительно, чтобы Тверь была отвергнута только из-за того, что в ней отсутствовал князь. Не менее странным видится и отказ проводить Собор во Владимире, великокняжеский статус которого делал его своеобразной столицей русских земель.

При оценке перечисленных противоречий необходимо принимать во внимание еще одно обстоятельство. Приезд патриаршего посла, которому надлежало разобраться в ситуации, было ожидаемым событием. Его наверняка ожидали и к нему готовились. Несомненно, послу надлежало предстать перед великим князем и встретиться с митрополитом. Это в полной мере соответствовало дипломатическому протоколу времени. Достаточно вспомнить историю архиепископа Нифонта Новгородского, который прибыл в Киев, как только ему стало известно о том, что на Русь будет направлен новый митрополит. Принимая во внимание удаленность Новгорода от Киева и Константинополя, а также состояние дорог, можно предположить, что письмо о готовящейся отправке на Русь митрополита было отослано к Нифонту, по меньшей мере, за 3 месяца до того, как митрополиту надлежало появиться в стольном городе. Именно это позволило Нифонту очень быстро и заблаговременно прибыть в Киев. Только болезнь и смерть не позволили престарелому архиерею приветствовать своего нового главу митрополии[318]. Еще лучше о подобных перемещениях были осведомлены князья. Именно поэтому отъезд Михаила из Твери в Орду[319] накануне столь важного события, к которому готовились и ради которого было потрачено столько сил, видится странным «совпадением», не позволяющим видеть в произошедшем одну лишь досадную случайность. Нельзя исключать того, что вызов Михаила в Сарай стал результатом интриги, спровоцированной Иваном Даниловичем и не позволившей Михаилу контролировать ситуацию. В этих условиях, в период отсутствия Тверского князя, с которым Иван оспаривал Владимирский стол, это позволяло старшему Даниловичу перехватить и встретить посла, пользуясь правом старшинства. Это же открывало московскому князю возможность организовать суд на своей территории. Вероятно, по той же причине Иван Данилович и митрополит Петр предусмотрительно отказались от проведения Собора во Владимире, где митрополит мог встретить холодный прием от местного духовенства и знати, имевших более ясные представления о жизни своего архипастыря. К тому же присутствие в городе Великого баскака и ордынской администрации, которые могли стать свидетелями крайне неприятного разбирательства, касавшегося денег митрополии, в условиях исламизации Орды также не сулило ничего доброго и в последующем грозило утратой или сокращением дарованных Церкви иммунитетов. В этих условиях Переяслав был одним из самых удачных вариантов для проведения такого Собора.

Наконец, крайне примечательной видится деятельность Петра после того, как Собор был завершен. С одной стороны, митрополит не мстил Андрею, и в целом это хорошо согласуется с тем, что вплоть до 1317 г. Тверь оставалась великокняжеским городом, и Андрей оставался под защитой Михаила. С иной стороны, в 1315 г. Андрей оставил епископию и удалился в монастырь[320]. А это означает, что Тверской архиерей не желал быть под началом митрополита. Как удачно заметил, С. Ю. Тарабрин, при Петре в короткий срок сменилось несколько архиереев: ушел со своей кафедры участник Собора Ростовский Симеон (1309), был смещен Сарайский епископ (1312), а новгородский архиепископ Феоктист (1309) предпочел уйти на покой в Благовещенский монастырь. При этом Измаил Сарайский единоличным решением Петра был не только удален с кафедры, но и лишен сана[321]. Последнее – грубейшее нарушение церковных канонов, поскольку совершено без организации обязательного в подобных случаях соборного суда. Во всяком случае, источники ничего о таковом суде не знают. Все перечисленное не позволяет видеть в Петре смиренного и страдающего от своих врагов архипастыря, каким его представляет «Житие».

Все сказанное выше позволяет сделать вывод, что включение описанной версии «Жития» в Великие Минеи Четии и Степенную книгу, памятники XVI в., не только оправдывало образ и действия митрополита, как главы Церкви, но и позволяло рассматривать любое выступление против предстоятеля Русской Церкви как «мятеж». Выбранный авторами «Жития» термин предельно точно оценивает и характеризует действия ревнителей христианского благочестия, покушающихся на честь архиерея не только сторонниками Петра в XIV в., но и церковными иерархами последующих столетий. Не менее примечательна характеристика, данная в «Житии» епископу Андрею, обличившему своего митрополита за злоупотребления, – «легок умом». Именно таковы были, по мысли книжников XIV–XVI в. те, кто позволял напоминать митрополитам о необходимости соблюдения теми церковных правил. В некотором смысле Житие оказалось созвучно каноническим спорам XV–XVI вв. Оно оправдывало не только практику платы за получение церковных должностей, но и сам образ жизни и властного правления архиерея. История святителя Петра представляла любые решения главы Церкви в качестве канонической нормы, судить о которой мирянам и даже ревностным игуменам и епископам не позволено. Был ли повинен митрополит Петр в преподнесении ставленнических даров патриарху? Конечно, обвинить митрополита в симонии можно, однако лицу, решившемуся на это, необходимо готовиться к испытаниям и к тому, чтобы быть отвергнутым не только церковной властью, но и теми, чьи интересы, казалось бы, защищались подобным выступлением. Впрочем, проблема сложнее и ее раскрытие превышает возможности предложенного наблюдения.

Глава 7. Суд над Авраамием Смоленским

Преподобный Авраамий Смоленский

Житие Авраамия Смоленского

<…> И всем этим сатана искушал блаженного, но не одолел его, ибо Бог помогал ему, и тогда воздвиг на него мятеж, как и при Господе было: вошел сатана в сердца иудеям, и они учинили суд, и много надругались над ним, и предали мучению Господа славы. Так же и с Авраамием было: как сатана его выгнал из прежнего монастыря, так он сделал и теперь, так как не мог окаянный терпеть