Книга Крокодилова свадьба - Денис Лукьянов

Своих городских легенд в Хрусталии было навалом, но вот Фиолетовая Дверь стояла особняком от всего остального.

Для начала, это была не совсем-то байка, и даже не легенда — Фиолетовая Дверь действительно существовала вполне в рамках привычной реальности, вот только одна на весь город. В узком фасаде она выглядела уж как-то слишком вызывающе, но Хрусталия любила такие творческие странности.

Проблема была не в самой двери — она не вела в другое измерение и не была проклята, — а в том, что было за ней. Точнее — кто.

Традиционно, волшебники есть в каждом городе, и это не могущественные колдуны с седыми бородами (хотя их наличие никто не отменяет), а просто люди, которые понимают, как магия работает во всех нюансах — и, естественно, могут использовать ее для создания всяких разнообразностей. Одни волшебники начинают преподавать, вторые — изобретают новые полезные приборы, работающие на магии, третьи — чинят магические приспособления и избавляются от магических аномалий (волшебнику достаточно просто зажечь магический огонек, чтобы использовать эту лишнюю магию), ну а четвертые не делают ничего.

В Хрусталии волшебник был всего один, и жил он именно за этой Фиолетовой Дверью. Поговаривали, что он давно уже тронулся умом — хотя творческое сумасшедшие считалось в Хрусталии даже чем-то здоровым.

Но он, как говорили, съехал с катушек окончательно и бесповоротно, так что отбуксовать его обратно на рельсы разума было уже просто невозможно.

Омлетте́ терпеть не мог ловить на себе чужие взгляды — по крайней мере, теперь, в своей новой жизни. Раньше уколы чужими глазами доставляли ему удовольствие, потому что, как говорится, Омлетте́ чувствовал себя на коне — притом, видимо, слепленном из золота. И бывшему мужу Крокодилы казалось, что взгляды, которые кидали на него прохожие, полны восхищения, обожания и легкой зависти — а это щекотало самолюбие.

Но сейчас мужчина шел, опустив голову вниз и старясь не смотреть на прохожих, как сурок пытался зарыться в невидимую норку — теперь ему казалось, что все эти взгляды, скользящие по телу, не выражают ничего, кроме жалости, и что обладатели взглядов тихонько — или не очень — смеются над ним.

На самом-то деле, что тогда, что сейчас, люди, смотревшие на Омлетте́, не испытывали ни восхищения, ни зависти, ни жалости, ни смеха — просто бывший муж Крокодилы думал, что вызывает у прохожих такие эмоции. В действительности они просто скользили по нему взглядами, потому что… ну, для начала, по любому проходящему мимо человеку так или иначе придется скользнуть взглядом. К тому же, грива и бакенбарды Омлетте́ привлекали к себе больше внимания, чем сам Омлетте́.

А сейчас все сверлили его взглядом лишь потому, что не часто увидишь, как человек буквально под ручку шагает по улице с големом…

Когда Омлетте́ скрылся в небольшом переулке где-то со стороны задних дворов домов, ему полегчало — взгляды перестали кусать душу. Ну, или то, что от нее осталось.

У Омлетте́ дрожали руки.

Он никогда не думал, что ему придется делать то, что он собрался — оттого мужчине было не по себе. Стоило больших усилий воли заставить себя пойти на такой шаг, а поскольку воли внутри господина Омлетте́ было как варенья в банке, которым поживился Карлсон, пришлось соскребать эту самую волю со стенок и очень крепко держать в кулаке.

План был чертовски прост, особенно в компании с големом, но Омлетте́ все равно дрожал, а живот как-то нехорошо сводило.

Бывшему мужу Крокодилы было настолько плохо, что даже монокль потерял сознание и выскочил из глаза. Мужчина поймал стеклышко, поправил огромный аляпистый бант и уставился в заднюю стену узкого дома.

Чтобы хоть как-то предотвратить свадьбу, Омлетте́ был готов использовать все свои знакомства и давить на любые рычаги влияния, только давил он на них слишком слабо — силенок не хватало.

Вот и пришлось все делать самому. Ну, голем не в счет — просто глиняная кукла, движимая магией.

— Ну, давай сделаем это. Как жалко, что я не смог нанять какого-нибудь на эту гадость…

Омлетте́ отошел от стены, уступив дорогу голему. Тот зашагал.

И только благодаря невероятной удаче, которая случайно проносилась мимо, грохот получился не слишком громким, и никто ничего не заметил.

Тот же самый вихрь удачи, кстати, пролетел и мимо Шляпса, но его своей благодатью не одарил.

— Может вы все-таки не будете идти за мной? — тяжело вздохнул люминограф, оглядываясь на пиротехника. Тот даже не думал сбавлять шагу.

— Ну, я иду не за вами, а с вами — это разные вещи.

— Слушайте, насколько я помню, сегодня с утра вас чуть не уволили, и мне кажется, что господи Увертюр…

— Я сказал ему, что иду с вами, и что это касается свадьбы. У него точно не будет претензий, — Глиццерин растрепал волосы рукой.

— Вы ему солгали?

— Нет, я просто приукрасил…

— То есть вы бросили работу на полпути?

На Глиццерина это подействовало хлеще, чем священное писание, крест, святая вода и осиновый кол вместе взятые на вампира.

— Вы что! Нельзя же так относиться к работе! — руки пиротехника превратились в фейерверки. — Я закончу, когда мы вернемся — если что, задержусь до вечера, или доделаю завтра…

— Только не рассказывайте все это мне, — Диафрагм искренне удивился такой реакции. — Я просто спросил.

Некоторое время они шли молча, а грозовые тучи, затянувшие небо плотным слоем измазанной в угле ваты, как-то невероятно давили на обстановку. Погода — она такая, всегда очень умело подстраивается под настроение.

— И все-таки, может вы пойдете обратно? — не унимался Диафрагм.

— Ну, я тоже давно хотел наведаться за… Фиолетовую Дверь. Но все как-то не мог собраться, и к тому же одному туда идти страшновато.

Шляпс вдохнул — можно было поклясться, что при каждом его усталом и недовольном вздохе где-то извергался один вулкан. Правда в таком случае, весь мир уже давно бы залило магмой — в два слоя.

— Это просто городская легенда. Ну, может тот волшебник и чудаковат, но это не так страшно…

— Вы сами были напуганы в театре!

— Я сказал, что это не так страшно — но я не сказал, что это совсем не страшно, — Шляпс задумался, и вместе со лбом нахмурился нос, превратившись в перележавшую в подвале картофелину. — Ладно, если вы так хотите, пожалуйста, пожалуйста… Но только не надоедайте с люминками, хорошо?

— Эээ… — люминограф ожидал другой реакции, но получил от пиротехника именно это. — Господин Шляпс, по-моему, нам в другую сторону…

— Нет, нам точно сюда.

— А по-моему — нет…

— Пшикс, вы спорите со мной, даже не зная, куда я, точнее, теперь уже мы, идем…

— Ну, вообще-то, к Фиолетовой Двери…