Книга Театральная сказка - Игорь Малышев

– Как же вы рискнули с таким завязаться?

– Я же говорю, деньги нужны были. Да и к тому же у нас на случай эксцессов имелся мощный электрошокер. Это было первое, что мы купили, когда деньги появились. Когда обитаешь на дне, такая вещь рано или поздно обязательно пригодится. Так что мы решили рискнуть.

Мужик, конечно, производил довольно отталкивающее впечатление.

У нас в программу входил номер «загляни в глаза самоубийцы». Снежка устраивала так, чтобы клиент оказался со мной лицом к лицу. Он мог попасться мне навстречу или спросить дорогу, разные варианты придумывали. «Зрителям» хотелось соприкоснуться со мной. Когда этот мужик прошёл рядом со мной и слегка, будто невзначай, дотронулся, меня дрожь прошибла. Я, помню, ещё порадовалась, что это не мне надо проводить с ним по несколько часов ежедневно.

Подруга говорила, что, когда рядом с ним находилась, он подолгу, не мигая, глядел на неё, и глаза его становились маслеными. Иногда он брал её за плечо и хриплым, «жирным» голосом то ли спрашивал, то ли утверждал:

– Ты ведь не обманешь меня, нет?

Норовил поймать её взгляд.

– Не обманешь? Не надо. У тебя такие хрупкие косточки. Не вздумай.

Снежка говорила, что постоянно держит шокер наготове.

Когда я сыграла повешение, он не испугался, у него даже дыхание не сбилось. Это опять же со Снежкиных слов. Поднялся от замочной скважины, отряхнул колени, вошёл внутрь.

– Она же не повесилась, – сказал он.

Я наблюдала за ним через приоткрытый глаз и вдруг поняла, насколько он опасен, запредельно.

– Как не повесилась? Как? – закричала подруга. – Ты что? Не видишь? Конечно, повесилась!

Не умея брать артистизмом, она добирала голосом.

– Уходим! Уходим немедленно, пока нас тут менты не приняли!

«Бегемот» остановился прямо передо мной, посмотрел внимательно, убрал мне волосы со лба, тронул подбородок.

– Нет. Ну, живая же.

Он поднял за скулу мою голову с высунутым языком.

– И язык у повешенных совсем по-другому выглядит. Совсем не так. Что, девочки, пошутить решили, да?

Ухватил меня за горло, прижал к кирпичной стене и начал медленно, сопя и облизывая губы, поднимать. Я продолжала притворяться мёртвой.

Не знаю, чем бы всё это кончилось, но тут подруга вырубила его шокером. Глаза мужика расфокусировались, и он рухнул. Именно рухнул, а не упал. Да так, что стены вздрогнули.

Я вытащила нож, обрезала верёвку, и мы рванули по ступенькам вниз. Даже лифт ждать не стали.

По дороге Снежка бросила:

– Зря мы карманы у него не обыскали. Может, там денег немерено.

А я только и думала, какое же это счастье, что мы от него избавились.

– Больше не встречали его? – спросил Мыш.

– Да вот в том-то и дело, – неохотно сказала Ветка, – что очень он похож на того «носорога» из Репинского сквера.

– И что ты думаешь теперь?

– А что тут думать? Что бы я ни сказала, всё будет выглядеть как бред.

За сценой. Леопард и купидон

Солнце брызгало светом меж ветвей олив. Ветер доносил с моря запах соли. Свита Диониса веселилась: взвизгивали менады, хохотали сатиры. То и дело вся толпа принималась петь – не всегда гармоничным, зато неизменно очень воодушевлённым хором. Сатиры вели низкие партии, и голоса их походили на рокот движения подземных плит, менады вторили чистыми и лёгкими, как лозы на ветру, голосами.

Дионис полулежал на троне, и руки его покоились на загривках леопардов с пятнистыми, играющими на солнце шкурами, сахарно-белыми клыками и янтарно-жёлтыми глазами.

Странное впечатление производили эти звери. Если приглядываться, их головы, лапы, хвосты – всё по отдельности оставляло ощущение силы и тяжести, но если воспринимать их целиком, они выглядели как самые лёгкие и стремительные создания…

Одним мгновенным движением лежавший у подножия трона леопард взвился в воздух и поймал за крыло купидона, рискнувшего плюнуть в другого малыша и случайно попавшего хищнику на спину. Зверь приземлился на упругие лапы и замер с добычей в зубах.

Свободное крыло младенца заполошно колотило воздух, не в силах вырвать купидона из пасти хищника. Лицо младенца исказил испуг. В бессильной надежде он оглянулся на Диониса, но тот наблюдал за этой сценой спокойно и безучастно. Правая рука бога меланхолично гладила мощную шею лежащего рядом леопарда.

В роще стало тихо, словно на зимней поляне во время снегопада, лишь свободное крыло купидона яростно билось в воздухе с негромким хлопающим звуком.

Ветка вскрикнула и схватилась за голову. Посерьёзневшие сатиры немо уставились на хищника и его жертву.

И тут Мыш внезапно выхватил у стоящего рядом сатира каменную чашу с вином и швырнул в зверя. Она ударила леопарда в бровь, окатила шкуру зверя остатками вина, упала на ступени и раскололась на части.

Вино, мешаясь с кровью, потекло по благородной морде хищника. Медленно, будто в рапидной съёмке, леопард открыл глаза цвета балтийского янтаря и гречишного мёда и внимательно оглядел мальчика.

– Убьёт, – мелькнула у Мыша мысль.

Половинки расколотой чаши лежали на ступенях, чуть покачиваясь, будто бы подтверждая его догадку.

Зверь не спеша разжал пасть, и купидон, словно накачанный гелием шар, рванул вверх.

Стекло, сковавшее оливковую рощу и её обитателей, внезапно распалось, все задвигались, загомонили. Лишь взгляд леопарда, сосредоточенный на Мыше, оставался неподвижным. Зверь медленно открыл и закрыл глаза, признавая сиюминутное поражение, но обещая продолжить разговор позже. Сатиры и менады хлопали Мыша по плечам, целовали в макушку, говорили, что он храбрец и воин, а мальчик следил за облитым вином леопардом, который запрыгнул на трон Диониса. Бог принялся бережно вытирать сочащуюся из раны кровь и слизывать её с пальцев. Когда бровь перестала кровоточить, бог облизал губы и повернулся к Мышу.

– Как бы я ни относился к тебе, сейчас ты совершил ошибку, и я не знаю, как ты за неё заплатишь. Решать это буду не я.

Он указал на лежащих подле него зверей.

– Разве ты не знаешь, что сделают твои леопарды через секунду?

– Конечно, нет. И в этом главная прелесть театра, пьянства и безумия.

Он улыбнулся ребёнку:

– Мне будет жаль, если леопарды убьют тебя, но у меня нет ни малейшей возможности тебя защитить.

Мыш закусил губу.

– Это вышло машинально. Он мог сломать крыло купидону, а я терпеть не могу насилия.

– Каждую шерстинку на шкурах моих леопардов я люблю больше всех купидонов, сколько их ни есть на свете, – произнёс бог.