Книга Люди скорой. Честные истории о том, как спасают жизни - Филип Аллен Грин

Это проклятие Доу.

* * *

Когда-то в горах я наткнулся на старое надгробие, наполовину ушедшее в землю. Это было в страшной глуши, среди сосен. Я бы не заметил этот камень, если бы не присел перекусить, опершись на ствол дерева.

Но когда я сел, он оказался прямо передо мной. Я забыл про свой сэндвич, опустился на колени, смахнул осенние листья и очистил камень от мха, сорняков и земли.

14 июля 1803. Имя на камне стерлось, и разобрать мне удалось лишь несколько букв. Но я знал, кто здесь похоронен. Я вернулся к дереву, взял сэндвич и стал пережевывать его очень медленно, словно деля этот момент с одним из Доу.

В тот день я был на могиле Неизвестного Солдата. Там были похоронены те, кто погиб на войне и чьи имена так и остались неизвестными. Там можно было отдать им последние почести и вспомнить о них, хотя они умерли безымянными.

Могилы же Неизвестного Пациента не существует. Нет могил Джонов и Джейн Доу, которых хоронят во всем мире. В их память не зажигают вечный огонь. У них нет почетного караула. Они умирают безымянными и забытыми.

Их становится больше с каждым днем. В приемных покоях, в больничных палатах, в машинах скорой помощи, которые несутся по городским улицам с проблесковыми маячками.

Может быть, это неважно. Может быть, мы вышли из праха и в прах возвратимся, и все это пустое.

Но я так не думаю.

И я воздвиг им памятник.

Он неизвестен. Его почти невозможно найти. Но если вы когда-нибудь будете бродить по горам на юго-востоке штата Вашингтон и найдете небольшую осиновую рощицу с глубоко ушедшим в землю надгробием, не пожалейте времени, чтобы очистить его. А если захотите, постойте там минуту в молчании, сняв шляпу.

Помолитесь за мужчин, женщин и детей, умерших безымянными и одинокими в разных уголках мира. Помолитесь за то, чтобы они нашли свой путь к этому ушедшему в землю надгробию. Чтобы здесь они нашли друг друга, и им стало легче вместе. Чтобы им стало легче от того, что о них не забыли, хотя умерли они безымянными.

Вспомните о них там, у могилы Неизвестного Пациента.

Кобура

Однажды мне встретился человек, который пытался убить себя.

Когда я спросил его об этом, он все отрицал.

Это случилось среди ночи. Он ехал по пустой дороге южнее города. Этот участок дороги называют Желобом. Извилистая дорога уходит в горы и петляет между вросшими в землю валунами.

В какой-то момент в узком каньоне последний внутренний рубеж сопротивления рухнул. И когда он больше не мог сопротивляться, то просто крутанул руль влево, машина пересекла двойную сплошную и врезалась в отбойник. Автомобиль мгновенно взмыл в воздух, перевернулся, как неудачно отбитый футбольный мяч, и с плеском рухнул в реку.

Если бы не студенты, устроившие лагерь на берегу, история этого человека кончилась бы. Он был бы мертв.

Но вот он здесь, в приемном покое, вместе со мной в 4:15 ночи, завернутый в потрепанное шерстяное одеяло, оставленное медиками скорой помощи.

С волос его все еще капает вода, губы синие, зубы стучат.

Я осмотрел его. Никаких травм, только переохлаждение.

– Что произошло? – спросил я.

Он смотрел на свои руки, медленно сводил и разводил пальцы, не глядя мне в глаза.

– Не знаю, – тихо пробормотал он.

Ему было за сорок. Тонкие черные волосы на бледной коже. Даже сидя он сутулился, словно был вдвое старше. Спина его изогнулась, как охотничий лук, тетива которого натянута так сильно, что он вот-вот сломается. Я ждал, а его била дрожь. Он буквально трясся от холода и снижающегося уровня адреналина.

Что-то в его словах зацепило меня. В них была какая-то абсолютная, полная, беспросветная и бесповоротная тоска. Он буквально излучал ее, и тоска эта, как губка, впитывала в себя весь свет и надежду приемного покоя. Рядом с ним было трудно дышать.

Я отступил на шаг назад.

– С вами в машине был кто-то еще?

Он покачал головой и посмотрел на меня.

– Только я.

Я несколько минут пытался вытянуть из него что-то еще. Он отрицал, что хотел убить себя, но это были лишь слова. По его лицу мне все было понятно.

Через несколько минут я сидел за столом, просматривая в компьютере его медицинские документы. За последние три месяца с ним произошло еще два необычных инцидента.

Сначала бывшая жена обнаружила его без сознания в гараже. Машина была заведена. В руке он держал пустую бутылку виски. Еще несколько минут, и он был бы мертв. Тогда он заявил, что сидел в машине, слушал музыку и заснул, не заметив, что машина заведена. В приемном покое его осматривал мой коллега. Пациента заподозрили в попытке самоубийства и на пару дней отправили в психиатрию. Через неделю его выписали и назначили антидепрессанты.

Через три недели он разбил машину жены – пересек разделительную линию на трассе и врезался в огромную фуру. Каким-то чудом он снова уцелел. На этот раз он утверждал, что все произошло из-за выскочившего на дорогу оленя. Его снова отпустили. В остальном медицинская история была вполне стандартной: повышенное давление, пара визитов по поводу легкой астмы, визит из-за боли в груди. Ничего особенного.

Я закрыл его карту и поднялся. Из шкафа я захватил для пациента теплое одеяло.

– Как ваши дела? – спросил я.

– Нормально, – ответил пациент.

Он лежал на кровати с закрытыми глазами. Я сел рядом.

– В последние два месяца с вами происходит что-то неладное.

Он не отвечал.

– Может быть, это не случайно? – спросил я как можно мягче.

– Нет.

Я посидел рядом еще немного. Разговаривать пациент не хотел, и я не мог его заставить. Я медленно поднялся и вышел.

Вернувшись к компьютеру, я заглянул чуть дальше. И тут мне все стало ясно. Год назад врач выписал ему ксанакс. В карте говорилось, что причина – острая реакция на горе. Я стал читать дальше. У этого человека погиб маленький сын. Он сам случайно задавил его возле собственного дома.

После этого ему выписывали лекарства от депрессии, тревожности, бессонницы. А три месяца назад начались странные происшествия.

Я вызвал больничного психолога и объяснил ей ситуацию.

– Я не могу его удерживать, – сказала мне психолог после часовой беседы. – Он отрицает мысли о самоубийстве и клянется, что это была случайность.

– Вы спрашивали его о сыне?

– Да. Он признает, что это большая трагедия. Что ему тяжело. Даже его собственный отец винит его в смерти малыша. Но когда я попыталась связать это событие с несчастными случаями, он все отрицал. У него есть объяснение на каждый случай, доказывающее, что он не собирался покончить с собой.