Книга Зеркальные числа - Тимур Максютов

– Они не уехали, – сказал Мишка, медленно, выталкивая слова сквозь время, как сквозь бесцветный мед. – Они все здесь… И мы не уедем… Новый год…

Жулька зарычала, потом заскулила. Тут же что-то большое двинулось в углу, дети застыли.

Распятый на огромной деревянной раме, опутанный трубками и проводами, ведущими к тусклому шкафу динамо-машины, на них смотрел тигр. Животное было измучено, но янтарные глаза смотрели спокойно и властно, и в каждом сделанном из последних сил движении была грациозная конечность. Жулька шагнула к тигру.

– Осторожнее, – прошептал Сеня. Из каких-то немыслимых глубин памяти всплыл давний теплый день, Московский зоопарк, неудобные новые штанишки, низкий голос мамы, мягкая рука на щеке, цветочный запах – и тигр в клетке, в которую втолкнули козу. Как быстро, с каким крохотным усилием, одним плавным движением лапы коза была убита и лежала на засыпанном соломой полу – уже не животное, уже просто мясо.

Жулька взяла со стола длинный хирургический нож, перерезала путы, трубки, провода. Тигр, перевалившись через раму, тяжело рухнул на пол. Жулька села рядом, положила белую тонкую руку на тусклый мех. Тигр вывалил жесткий серый язык, потянулся, лизнул ее. Жулька наклонилась, успокаивающе рыкнула, тоже лизнула тигра в сухой шершавый нос, обняла одной рукой за шею, а второй изо всех сил вонзила в нее нож, дернула, пересекая сонную артерию. Держала его, пока он умирал – недолго, меньше минуты. В желтых глазах его почти ничего со смертью не изменилось.

– Жулькины последние препараты… – сказал Сеня Мишке, – из этого тигра… Ее три раза пичкали за полгода. А он был тут… И все наши теперь тоже… тут. Ванька самый младший был, да? Пять ему было… А еще какого- то младенца привозили в сентябре, я думал – увезли обратно, усыновил кто-нибудь…

Мишка, будто не слыша, стоял на коленях, глаза его были закрыты.

– Господи, любы неизреченная, помяни усопшия рабы Твоя, – вдруг тихо запел он чистым своим, хрустальным голосом. – Яко последнее ко вразумлению и покаянию знамение смерть даровал еси, Господи. При грозном блистании ея суета земная обнажается, страсти плотския и страдания утихают, непокоривый разум смиряется. Правда вечная отверзается…

– Мы здесь все умрем, – перед Сеней отверзлась правда, и ей приходилось смотреть в лицо. – С этого острова никого не выпускают…

– Никого, – эхом откликнулась от двери няня Линда. В руке у нее был наган директора Френча, она повела им, осматривая лабораторию и замерших детей. Когда ее взгляд упал на банки со спиртом, оружие задрожало, дыхание встало всхлипом.

– Ох, – сказала Линда. – Ох, господе Иисусе, права была Наташка…

И тут же собралась, опомнилась, снова поджала губы.

– Выходите, шагайте аккуратно и не вздумайте на меня прыгнуть, пристрелю…

В библиотеке было пусто, тихо, тепло. Вязаный Ленин валялся на полу, а Оксана, сидя в кресле, качала на коленке пухлую маленькую девочку со светлыми кудряшками.

– Вжж – полетела гондола, – говорила она, дергала коленкой и девочка хихикала.

– Агата, – сказала Линда. – Я ее так назвала. Это ее последней привезли, как раз перед тем, как решение было принято о… расформировании. У нас таких крошек не бывало никогда. Не смогла я ее отдать на заклание. Она чистая, чистая деточка, ее еще никакой дрянью не успели напичкать, как вас…

– И где вы ее… как вы?

– Унесла в суматохе и на чердаке прятала, – сказала Линда, дернув ртом. – Там есть тайная комната. Там и спрятана педальная гондола моего отца, на которой вы попробуете спастись в эту ночь. Все Новый Год празднуют с удвоенным рвением, раз Рождество запретили. Все пьют, причащаются Красных святцев. Может, и выберетесь из патрульной зоны до утра…

– А как вы… А вы? А откуда про комнату узнали?

– Она из рода Алонеусов, – подала голос Оксана. Малышка доверчиво прижалась к ее плечу – бледненькая была очень, столько недель без свежего воздуха. – Я еще в прошлом году книжку нашла, там портрет старый, няня Линда похожа очень.

– Да, я – Белинда Алонеус, – сказала Линда, распрямляясь, откидывая с лица волосы и делаясь очень внушительной. – Это мой дом, это мой остров. Шестнадцать поколений моих предков родились и умерли здесь… и, хорошенько подумав, я сделаю так же. Пойдемте, дети. Миша, сдвинь-ка вот этот стеллаж…

Через семьдесят четыре ступеньки они оказались в комнате на чердаке. Линда чиркнула спичкой, зажгла свечу, обвела зыбким светом небольшое пространство, половину которого занимала закрытая чехлом конструкция под потолком. Под нею стоял большой сундук с дырявой крышкой, вокруг – пустые бутылочки от молока.

Жульетта подняла одну, понюхала, сморщилась.

– Конечно, опаивать пришлось Агату, – пожала плечами Линда. – Или так, или Френч бы ее нашел. Я ж не знала, что у него совесть проснулась. Да и то как посмотреть – может это и не совесть, а умом он двинулся после того, что делать пришлось. Он же сюда науку двигать ехал из Оксфорда, а не газом отравленных в кабине гондолы детей потрошить…

– О чем это она? – спросила Оксана подозрительно.

– Тсс, потом тебе все расскажу, – прошептал Сеня, твердо зная, что никогда ей всего не расскажет.

Линда потянула вниз брезент. Гондола выглядела допотопно – каучук на сфере с газом весь растрескался, легкая деревянная рама с тремя сиденьями и педалями тоже доверия не внушала.

– А как же остальные? – спросил Сеня. – Друзья…

– Ваши друзья сидят внизу у камина, – сказала няня Линда, и голос ее был очень усталым. – Поют песни, пекут картошку. Борис на прошлой неделе стащил из кабинета Френча литровую бутылку шотландского виски, думает, что я не знаю. Так они будут пить аккуратнее и радоваться от того, как хитро меня обманули. Девочки морщатся, хихикают, но тоже пьют. Под елкой подарки… Думаешь, Сеня, кто-нибудь захочет сейчас узнать, что они обречены? Или променять последнюю ночь праздника и радостных надежд в домашнем уюте и тепле на полет сквозь метель над ледяным морем – в неизвестность?

– Я не могу спасти всех, – сказала Линда. – Но могу попытаться спасти троих. И Агату. А завтра будет новый… год. Я все всем объясню, покажу лабораторию и раздам оружие.

Жулька показала на Сеню, Оксану, Мишу. Подняла три пальца, будто бы никто из них до трех считать не умел. Кивнула торжествующе.

– Не, – сказал Мишка. – Неправильно считаешь.

Она мотала головой и сопротивлялась, но он прижал ее руки к бокам и нежно, непреклонно дотащил до гондолы. Поднял, усадил. Она дернулась слезть, но Мишка забрал у Оксаны уже укутанную в платок, как гусеница в кокон, малышку, сунул Жульетте в руки, будто замком к месту ее припечатал.

– Сеньку берегите, девки, он головастый, из любого пердимонокля вытащит. Умный, как… кто у нас из зверей самый умный?

– Человек, – сказал Сеня. Линда потянула рычаг у стены, крыша открылась, гондола начала подниматься в темноту.